Родной. Чужой. Любимый

Как только Саша присела на край больничной кровати и взяла меня за руку, потекли слёзы. Я не могла вымолвить и слова. Да и они тоже. Так и сидели молча. Папа с одной стороны, Саша с другой, а в центре – плачущая я.

А потом зашёл Тёма, оказывается, он находился рядом всё это время. Значит, мне не приснился его голос. Он тоже плакал, наверное, ему уже сказали о выкидыше. В его взгляде было столько жалости ко мне и любви, и обещания быть рядом, что у меня запершило в горле.

И я была благодарна медсестре, сделавшей мне укол, после которого потянуло в сон. Видеть плачущего Тёму оказалось непростым испытанием.

Но, когда я снова проснулась, Тёмка был первым, на кого наткнулся взгляд. Он дремал в стоявшем у окна кресле, и последние солнечные лучи падали на его умиротворённое лицо. Хотелось подойти, обнять, прижаться, вдыхая родной запах, провести по волосам. И я даже обрадовалась, что не могу подняться с постели и наделать глупостей.

У Тёмки своя жизнь в Москве, ему светит блестящая карьера, и я ни за что не стану помехой, стоящей у него на пути. В данный момент я казалась себе древней развалиной, для которой всё уже закончилось. И нельзя мешать тем, у кого впереди – будущее.

– Как ты себя чувствуешь? – Тёма открыл глаза, и я не успела отвести взгляд в сторону. Он заметил, как я его разглядывала.

– Нормально, – после долгих часов молчания голос сипел. Я откашлялась и тут же пожалела об этом – грудь обожгло болью. На мгновение скривилась, но продолжила говорить, он должен понять, что ему тут не место: – Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен быть в Москве? Осваиваться на новой работе?

– К чёрту работу, – Тёма взял мою левую руку, легонько сжал и поцеловал пальцы, – я буду рядом. Столько, сколько понадобится, чтобы…

– Нет, – прохрипела, перебивая его, – ты должен уехать.

– Но…

– Я хочу, чтобы ты уехал, – не знаю, как я сейчас выглядела, и было ли выражение моего лица достаточно серьёзным, но в голос постаралась вложить всё убеждение, на которое была способна: – У нас ничего не вышло и не выйдет. Я буду тянуть тебя ко дну. И через пару лет ты меня возненавидишь. Возвращайся и живи своей жизнью, а я буду жить своей.

Я закрыла глаза. Не могла видеть боль, мелькнувшую в его взгляде. Прости, Тёмка, но так будет лучше. В первую очередь для тебя самого. С сосущей пустотой внутри я вряд ли когда-нибудь смогу быть счастливой. Не хочу лишать этого и тебя.

Когда снова открыла глаза, в палате никого не было.

Я снова осталась одна…

* * *

– Что ты решил? – мама смотрела пытливо и вместе с тем сочувствующе.

– Не знаю, мам, – Артём сделал глоток холодного домашнего лимонада, который, как и у ба, в этом доме летом не переставали готовить, несмотря на то, что дети давно выросли. – Алина хочет, чтобы я уехал. Говорит, что у нас ничего не выйдет. Но как я могу бросить её в таком состоянии?

– Тём, – мама опустилась рядом и накрыла его руку своей, – дай ей время. На неё сейчас слишком много навалилось, она запуталась.

– Мне кажется… – Артём на секунду замолчал, но всё же высказал то, что мучило его: – Мне кажется, она и правда меня не любит. Я ей не нужен. А то, что было… это всего лишь желание вкусить запретный плод…

Он посмотрел на маму в надежде, что та опровергнет его слова, скажет, что он не прав, что Алина любит его, что они будут вместе. Но Саша опустила взгляд, а когда наконец подняла, Артём не мог ничего прочитать в её глазах.

– На какое-то время мне показалось, – наконец произнесла она, – что вы нашли друг друга. Но сейчас, думаю, тебе и правда лучше уехать. Алинке нужно время, чтобы успокоиться и обдумать всё, что произошло. А ты требуешь от неё немедленного решения…

Артём опустил голову, а затем медленно кивнул.

– Наверное, ты права… вы обе правы… Но я же могу с ней попрощаться?

– Если она захочет, – отрезала мама, и Тёма понял, что не станет спорить, если Алина откажется его видеть.

– Когда у тебя самолёт в Москву?

– В семь утра.

Он посмотрел на часы. Было уже десять вечера. А затем перевёл вопросительный взгляд на мать.

– Поехали в больницу, – решила она и поднялась. – Я скажу отцу.

Через пять минут они уже сидели в машине. Тёма был уверен, что папа воспротивится его поездке к Алине, он всё ещё не мог простить сыну роман со сводной сестрой. Но тот на удивление не высказал никаких возражений.

Иногда Артём поражался, как мама умеет находить подход к этому непростому человеку. В том, что касалось дел душевных, отец всегда уступал её мнению.

В больнице было тихо. На входе им сообщили, что приёмные часы закончились, но пошли на попятный, услышав про платную палату. Если деньги решают и не всё, то очень многое. Это Артём давно понял.

Алина не спала. Она лежала на больничной кровати и с отсутствующим видом смотрела телевизор с выключенным звуком. Услышав скрип открывающейся двери, повернула голову в их сторону.