Родной очаг

Приминая зеленочубую траву на меже, Дарка шла от вишни к вишне среди пахучей розовой музыки, творимой пчелами. Ветки смеялись черно-серебристой улыбкой, в воздухе струился дух разомлевшего чернозема, гниловато-сладкого перегноя, по рассыпчатой — горошком — земле, поддетые плугом, корни хрена извивались белыми змеями. Грачи, выбирая червей, прохаживались с сановитым достоинством, и Дарке птицы эти показались похожими на людей.

И вдруг Дарка поймала себя на том, что ей радостно, но от чего? Да ведь приревновали ее к Бескаравайному! Ну, правда же, не варила ему борща, хотя и просил зайти хотя бы полдня похозяйничать в хате. О, у нее борщ получился бы на славу. У нее от матери умение готовить, и чего бы это ей оправдываться перед ревнивым Шекерой или прятать умение от борщееда Бескаравайного!

И Дарка захохотала на черноземной воле вольной, и весенние лучи поблескивали на ее молочной шее, словно низки солнечных бусинок.

— Юрчик, — сказала сыну, обойдя огород. — Не уходи, стереги хату, а я — на почту.

— Я с тобой! — зазвенел Юрко струной молящего голоса.

— Где твоими ногами обойти все село? Ты у меня хозяин, вот и хозяйничай.

— Мама, ты ж на велосипеде, посади на раму! Сумку с газетами на багажник, а меня — на раму, как вчера.

— Если сегодня хорошо похозяйничаешь, завтра посажу на раму, — пообещала. — Кур отгоняй от капусты, что ветками накрыта, а то склюют рассаду.

И Юрчик послушно засмотрелся на грядку, где под вишневыми и сливовыми ветками слабыми листиками зеленела рассада.

Взяв и просмотрев на почте корреспонденцию, Дарка медленно ехала на велосипеде по весеннему селу, освещенному, казалось, не так полуденным солнцем, как буйными кострами расцветших деревьев. Останавливалась возле усадеб, вкладывала газеты или письма в металлические ящики, прибитые у ворот, а где их не было, засовывала корреспонденцию или под дверь, или спускала в открытую форточку.

Бескаравайный встретился на автобусной остановке, сидел одиноко на лавке, поглаживая обвисшие метелочки усов. Увидя Дарку, бросился наперерез, и почтальонша притормозила.

— Уж больно быстро под мой транспорт кидаешься! — засмеялась Дарка: любила посмеяться над неутомимым сельским ухажером и вечным холостяком. — Хочешь позвать, чтоб борщ сварила?

— Тьфу ты! — заиграл лукавой улыбкой на лунообразном лице Бескаравайный. — Ну и Дарка, насквозь меня прочитала!.. Так когда наемся твоего борща?

— Вот кулинарию подучу, чтоб угодить!

— Без кулинарии угодишь! Сколько еще ждать?

— Ждал долго — подожди еще немножко.

И покатила, а лукавый Бескаравайный, погладив печально обвисшие усы, провожал ее взглядом, пока не нырнула в боковую улочку.

А на той улице навстречу Дарке неслась музыка, между сиренью и бузиной плескала легкими волнами, дальше волны густели, словно сбивая даже колеса велосипеда. И пока доехала до старых, под самые облака, яворов на бугре, к веселой хате под яворами, казалось, совсем утонула в волнах музыки, в стремительном половодье, бурно лившемся из распахнутых окон и дверей. А чтоб тебя бог покарал, вон какая горячая пора с огородами и с севом в поле, а ты, Яков, развлекаешься?! А ты, Яков, как поплыл по течению в молодости, так и до сих пор плывешь?!

Дарке в хату не пришлось идти: гремел музыкальный гром, гульбище шло на просторной остекленной веранде, тонувшей в розово-белых лепестках расцветшей сирени.

И немного растерялась: то ли от сыпучего смеха Якова, что словно бы начал даже таять-темнеть лицом, то ли от холодноватого взгляда его отца, сидевшего рядом, то ли от остужающей улыбки крашеной блондинки, сидевшей между ними. Веранда гудела знакомыми и незнакомыми голосами, и у Дарки неожиданно зазвенело в ушах, она будто оглохла, но все-таки различила слова Якова:

— Дарка, где ж ты ходила до сих пор… к столу садись… пей до дна, чтоб думка была одна!..

Села, будто увяла подкошенной рутой-мятой, от выпитой водки зашумело в голове дождевым ливнем, и она покачивалась, словно плыла. Приехавший из райцентра мужчина, сидя слева и доверительно обращаясь к Дарке, гудел, что вот эту кралю (и кивал на крашеную блондинку с хитро уложенными «под абажур» просяными волосами) он привез в гости к Якову: пусть познакомятся, пора ему уже покрепче уцепиться за какую-нибудь юбку, но тут бес ударил в ребро батюшку — у Якова батюшка еще такой, что оторви да брось, ему тоже приглянулась приезжая сдоба, теперь вот оба домогаются ее, а лукавая сдоба кочевряжится, обоим подмигивает, цену себе набивает да и старику, чтобы его подзадорить.

— А может, им поиграться захотелось? — спросила Дарка.

Мужчина из райцентра сверкнул золотом вставных зубов:

— А и то правда, играют! — И когда с Даркой выпили еще по одной, загудел: — И старому хочется поиграть, и молодому, а что про нас говорить, коли уж немалый опыт за плечами, а?