— Да, иметь здесь дом — это очень хорошо. Земля дорожает с каждым днем. Недвижимость — штука надежная.
В глубине души Джавар не мог согласиться на расставание с племянником.
— Один поэт сказал, что разлука — это смерть в миниатюре, — произнес дядя, с трудом сдерживая слезы. — Роза, которую посадила Деваки, небось уже разрослась там, — впервые за эти годы произнес он имя своей невестки, так как почувствовал, что и сам и племянник уже смогут выдержать это воспоминание.
— Да… — протянул Ананд и нараспев процитировал:
— Боже мой! — воскликнул Джавар. — Кто же написал такие изысканные стихи? Северные арии?
— Да, ты угадал, это стихи какого-то русского поэта, но не помню, какого.
— Может быть, Пушкина?
— Может быть, дядя…
— Как изящно! Каков язык! Какая органичная образность! Нет нарочитой орнаментальности, как это обычно бывает у персов. Да, Ананд, здесь, кроме личного счастья, мне очень не хватает истинной, изысканной духовной красоты в людях. Простоты здесь — хоть отбавляй. Простоты и хищности здесь в изобилии. А вот этой тонкости чувств, как в этих стихах, мне и не хватает в жизни.
— А в жизни это растворено. И лишь поэт может извлечь этот нектар. Хотя ты, конечно, прав, дядя…
— Выпьем, дорогой племянник, за нашу с тобой жизнь, — произнес Джавахарлал, и крупные мужские слезы выкатились из его глаз.
Он смахнул их рукой и выпил коньяк.
— Выпей, Ананд, за нас, таких одиноких на этом свете!
— Да, дядя, за нас, но не одиноких.
— Что ты имеешь в виду? — уставился на него Джавар.
— А то, что нас двое! — отшутился Ананд, хотя на самом деле в его фразе таилась надежда, что когда-нибудь он вновь обретет самое дорогое, что у него осталось на этом свете, — своего сына.
— А-а, понимаю! — ответил дядя. — Тогда порешим вот как. Ты поезжай в Бомбей. И если в твоей личной жизни будут перемены, тогда и поговорим о моем возвращении. Сам понимаешь, на старости лет одному мне оставаться здесь совсем ни к чему. Ну а пока еще силенки есть, буду барахтаться.
— Ну, уж вы скажете, дядя!
— Ладно, ладно, прости, дорогой мой, мой единственный, за мою стариковскую слабость и любовь к тебе, — и Джавар обнял Ананда. Плечи его вздрагивали.
Глава четвертая
В Бомбее было свежо, ясно и прохладно. Недавно закончился барсат — сезон дождей. Голубое небо нежилось в теплыни. Несмотря на бесконечные потоки машин, запрудившие улицы, дышать было легко.
Ешода вышла в сад и позвала:
— Кишен!
Малыш, лет четырех в коротких голубых штанишках и белой рубашечке с короткими рукавами, аккуратно подстриженный и причесанный, весело играл с обезьянкой. Пестрый попугай выкрикивал какие-то непонятные слова, сидя на стебле широкого и длинного бананового листа.
— Кишен! — повторила Ешода.
Наконец малыш подбежал к парадной двери, разгоряченный, с сияющими глазами.
— Пойдем, Кишен! Время пить молоко.
— Я не хочу молоко! — смеясь воскликнул мальчик и вырвался из рук Ешоды.
Она пошла вслед за ним. Спустя несколько минут ей удалось урезонить озорника и усадить за стол, на котором стоял тонкий стакан с молоком.
— Выпей молоко! — ласково попросила она.
— Я не хочу.
— Не надо капризничать, сынок! Мамочку надо слушаться, — уговаривала Ешода.
— Хорошо! — наконец согласился малыш. — Ты только зажмурься.
— Для чего? — озадаченно спросила мать.
— Зажмурься, мама! — настаивал сын. — И я сразу выпью все молоко!
Ешода закрыла глаза, но открыв их через несколько секунд, обнаружила, что Кишена за столом нет. Молоко осталось нетронутым.
— Вот озорник! Обвел-таки меня вокруг пальца! — и она отправилась на поиски обманщика.
А Кишен тем временем подбежал к деду, который на диване читал газету. На его крупном носу красовались огромные очки.
— Дедушка! — прошептал мальчик. — Спрячь меня, — и он уселся к деду на колени, который, развернув газету, загородил его.
— Где ты, Кишен? — звала его Ешода, входя в комнату. — Убежал! Вот негодный мальчишка! — сообщила она свекру и снова позвала:
— Кишен! Вы не видели Кишена? — спросила она у деда, старательно уткнувшегося в газету. — Где он спрятался?
— Нет, не видел, — спокойно ответил свекор Ешоды, седовласый, стареющий мужчина с благородным лицом.
— Куда он делся? — недоумевающе спрашивала Ешода и направилась в другую комнату.
— Дедушка, я убежал, чтобы не пить молоко, — признался малыш.
— Слушайся маму, а то нам попадет! — с напускной строгостью ответил тот.
Но Кишен засмеялся, довольный своей игрой.
В это время вернулась Ешода и увидела Кишена, который уже сидел рядом с дедушкой на диване.