Родной знакомый

На следующее утро после нашего ужина в ресторане и задушевного, как считал Глеб, разговора, я попросила его всерьёз задуматься о нашем с Нютой переезде из его квартиры. Вчера я прекрасно все поняла, все увидела своими глазами, и запретила себе впредь питать какие-то иллюзии на счет Глеба Романова. Я видела ту девушку, видела улыбку Глеба, обращенную к ней, такую теплую и понимающую. Видела, как они общались у барной стойки, что-то оживленно обсуждали, негромко смеялись, а ещё я видела, как рука девушки лежала на колене Глеба, так спокойно и привычно, а сама она поглядывала в мою сторону, пока Романов ей что-то говорил. А она кивала. Понимающе так кивала. Правильно, она ведь взрослая, мудрая, независимая. Такая, как она, наверняка, все понимает. Даже то, что у мужчины может появиться ребенок от случайной связи. Где-то в провинции. Командировка есть командировка. И поддерживать провинциалку, которой, наверное, повезло заиметь от него дитятко, он должен и обязан, она это тоже понимает. И принимает.

Эта девушка даже подошла ко мне, после того, как они с Глебом договорили. И без всякого превосходства или высокомерия, представилась, по-деловому протянув мне руку для приветствия:

— Меня зовут Марина. Очень приятно.

Я её руку пожала. Улыбнулась в ответ очень вежливо и неопределенно.

— Наташа. Мне тоже приятно.

Ведь так всё должно было произойти? Наше с ней знакомство?

А следом, как только Марина отошла от нашего стола, моя буйная фантазия тут же нарисовала день их с Глебом свадьбы, и меня всё с той же прилипшей к губам радостной улыбкой, стоящей где-то в сторонке. Так и буду улыбаться. Радоваться за них, и объяснять своей дочери, что тётя Марина — совсем не чужая ей тётя. Что она жена её папы.

На следующий день за завтраком я прямо сказала, что Глебу следует подумать о том, где мы с Нютой будем жить. Потому что оставаться дальше в его квартире, неправильно.

— Мы тебе мешаем, — сказала я.

Глеб хмыкнул.

— Наташ, меня дома-то почти не бывает.

— И что? Я не хочу нарушать твой привычный ритм жизни. Это ни к чему. Да и мне пора становиться самостоятельной. Пока я живу в твоей квартире, я не понимаю, насколько изменилась моя жизнь.

Глеб несколько секунд буравил меня взглядом, я не понимала, то ли он недоволен, то ли насторожен, то ли поспорить со мной хочет, но, в конце концов, кивнул, соглашаясь.

— Хорошо. Я сниму вам квартиру.

— Спасибо, — выдохнула я с облегчением. — И нужно устроить Нюту в сад, но я не знаю, как это сделать и куда обратиться.

— Я попрошу секретаря собрать информацию. Хотя, мы могли бы дать ребенку адаптироваться, нанять постоянную няню…

Теперь уже я его перебила, посмотрела строго и сказала:

— Нюта пойдет в сад, Глеб. И прекрасно адаптируется там.

Я видела, что Романов буквально заставил себя промолчать. Допил кофе одним глотком и коротко проговорил:

— Как скажешь.

Я чувствовала, что Глеб недоволен моим решением. Не тем, что я хочу переехать, а тем, что так отчаянно вдруг захотела свою отдельную, независимую жизнь. Наверное, у него для этого были свои причины, и, возможно — возможно! — мне нужно было их выяснить, подсесть к нему с разговором по душам, попытаться что-то определить между нами, но мне не хотелось. Не хотелось, и все тут. Разговаривать с ним не хотелось, что-то определять, выяснять. У меня в душе, на сердце, в голове всё само определилось, когда я поняла, что все мои мысли и догадки были верны, и, конечно же, у Глеба в Москве есть полноценная личная жизнь. Ну, не могло быть по-другому! Это противоречило бы всем законам природы, в конце концов! Вот никаким образом соприкасаться с его личной жизнью я не хотела. Хотела переехать, и начать жить дальше.

— Глеб сказал, что снял тебе квартиру, — серьёзным тоном заметил Эдуард Павлович, когда мы с Нютой появились в его доме с очередным визитом. Я старалась быть самостоятельной и передвигаться по городу без помощи и надзора Глеба. Тот настаивал на машине с водителем, а я была вполне довольна сервисом такси. Его дедушка к правнучке привязался, наблюдал за играми Нюты в его доме с откровенным умилением, и поэтому я старалась не лишать пожилого человека общества единственной правнучки. Эдуард Павлович просил хотя бы раз в неделю привозить Нюту к нему, и я его пожелание выполняла, даже тогда продолжала выполнять, когда устроила дочку в частный сад. В один из выходных дней мы обязательно приезжали в гости к дедушке.

— Значит, бросила внука моего? Переехала?

Тон Эдуарда Павловича хоть и звучал достаточно серьёзно, но я знала, что в нём куда больше сарказма, чем настоящих претензий. Поэтому и ответить ему постаралась легким тоном.

— Я его не бросала. Наоборот, освободила, чтобы Глеб продолжал жить привычной ему жизнью.

Эдуард Павлович неуважительно крякнул.

— Какая может быть у молодого, одинокого мужика жизнь? К чему бы так хотелось вернуться.

Я невинно хлопнула глазками.