— Не давишь, — не согласилась я, — но пытаешься сбить меня с правильного пути! — Я выпалила это, и сама поняла, насколько глупо и чуть пафосно это звучит. Глеб улыбался, глядя на меня, я на эту его улыбку, пусть и добрую, разозлилась. Решительно сообщила: — Я ухожу. Увидимся завтра.
— Хорошо, как скажешь. А я пойду отдыхать и общаться с друзьями?
— Да, — всё также решительно проговорила я. Взялась за ручку дверцы.
— А ты что будешь делать?
— Я тоже буду отдыхать. Готовиться к завтрашнему трудовому дню.
— Наташ, поцелуй.
Я оглянулась на него, встретила полный тоски и веселья взгляд. Нахлынувшие в один момент эмоции перекрыли мне приток воздуха, а также здравомыслия, сердце отчего-то запрыгало в груди, только от его взгляда и умоляющих интонаций в глубоком, с хрипотцой голосе, я на мгновение потерялась во всем этом, и будто сама по себе потянулась к Глебу и поцеловала его в губы. Поцелуй был короткий, какой-то наивный, но его, судя по всему, устроил. Потому что выглядел Глеб Кириллович довольным.
— Пока, — сказал он, когда я выпрыгнула из высокой машины. А у меня почему-то никак не получалось отпустить его взгляд. Я всё смотрела, смотрела, хотя надо было просто закрыть эту чертову дверь и пойти прочь.
— Пока, — проговорила я. Ещё секунда, я толкнула тяжёлую дверь машины, но так и не ушла. Стояла и смотрела, как автомобиль Глеба выруливает с маленькой стоянки на дорогу.
Не могу я врать, притворяться. У меня не получается. И ладно бы я просто мучилась угрызениями совести, но выходит так, что я преисполняюсь привязанностью и искренним отношением к жертве своего обмана.
К психологу мне надо. Как сейчас модно, закрывать какой-то гештальт. Подозреваю, что у меня он далеко не один. Проблемы у меня… психологического плана. Надо спросить у мамы, может, со мной в детстве что-то страшное случилось, а я не помню? Собака меня покусала, которую я любила, или цыгане увели…
К родителям я не пошла. Испугалась, что мама на меня посмотрит, и сразу догадается. Что в моей личной жизни всё идет кувырком. И что щеки и уши у меня сейчас алеют совсем не от любви к мужу, а от общения совсем с другим, с чужим мужчиной. Поэтому я постояла на углу родительского дома, а затем вышла дворами на другую улицу, и направилась к автобусной остановке. Я ни от кого не пряталась, не старалась сбежать, просто не хотела, чтобы Глеб случайно меня увидел, если вдруг решит вернуться или поехать в неожиданную для меня сторону. Поэтому я с опаской поглядывала по сторонам, а, оказавшись на остановке, остановилась за столбом. Смотрела по сторонам, но, на самом деле, думала совсем о другом.
О другом. Всё ещё никак не могла пережить волнение от присутствия рядом с собой другого мужчины. Не Андрея. Я стояла, рассеяно наблюдала за людьми вокруг, и уговаривала себя, что моё волнение ничего не значит. Это от скуки, от некоторого разочарования в отношениях с Андреем в последние месяцы, от переживаний, и Глеб не имеет к этому никакого отношения. Глеб чужой, непонятный, даже опасный. Пройдет несколько дней, вся эта история пройдет, и он уедет. И мы с ним вряд ли когда-нибудь ещё встретимся. И волноваться по этому поводу, да и, вообще, из-за него — дело глупое. Я же не наивная девочка, которая влюбляется в первого, кто удостоил её своим вниманием. Я замужняя женщина, в конце концов.
— Наташа. Наташа!
Я далеко не сразу поняла, что обращаются и зовут именно меня. Голову повернула, вся по-прежнему в своих, каких-то парящих, но мутных мыслях, и к своему ужасу поняла, что зовет по имени меня муж. На дороге стоит наша машина, а он совсем рядом со мной, уже руку ко мне протягивает, а я не слышу. Я стою и думаю, о другом мужчине.
— Что ты здесь делаешь? — вырвалось у меня.
— Пытаюсь докричаться до своей жены, — посмеялся Андрей. И взял меня за руку. — Мимо ехал, смотрю, ты стоишь.
Он повел меня к машине, я пошла за ним, безропотно, ещё не успев опомниться от его неожиданного появления. Пыталась поверить в то, что он ехал мимо по главному проспекту города, и заметил меня, стоящую за столбом. Сердце, наверное, подсказало.
— Тебе сказали, где я, да? — задала я вопрос, когда Андрей сел на водительское сидение.
Андрей на меня посмотрел, и несколько секунд молчал, будто не знал, что мне сказать. А потом как-то неумело соврал:
— За тебя переживают.
Мои губы тронула холодная улыбка.
— Я так и знала.
Отвернулась. А Андрей, мой собственный муж, вздохнул чересчур театрально.
— Не реагируй так. Я переживаю, все переживают. Что в этом плохого?
— Действительно. Следить за женой, как она с чужим мужиком по городу катается. Ради твоих интересов. Как тут, на самом деле, не запереживать?
— Мог бы, катался бы сам, — неожиданно огрызнулся мой муж, и это заявление прозвучало настолько нелепо, настолько оглушительно и аморально, что я даже рассмеялась.
— Не сомневаюсь, — вырвалось у меня. — Знаешь, мне тоже жаль, что Ивану Алексеевичу не потребовалось подложить кого-нибудь в постель к женщине. Ты бы с удовольствием взялся решать эту проблему. И всем было бы хорошо.
— Никто тебя ни под кого не подкладывает! Не выдумывай!