Родной знакомый

Догадывалась ли я о том, что моя дочь не является биологическим ребенком моего мужа? Что у неё другой отец? Я гнала от себя эти подозрения всю беременность и первый год жизни дочки. Запретила себе думать об этом. Время от времени я просыпалась посреди ночи, переполненная тревогой, и принималась крутить в голове подозрения, но тут же старалась найти достаточные доводы для того, чтобы саму себя успокоить. В моей голове эти споры происходили так много раз, но домыслы оставались лишь опасными, спорными, но домыслами. Сама я никогда бы не пошла проверять свои догадки, делать ДНК-тест, а уж тем более не стала бы делиться результатами ни с кем. Наверное, даже с мамой. Не осмелилась бы.

Помню, когда мне в роддоме впервые принесли Нюту, дали мне её на руки, я с такой жадностью стала всматриваться в её личико. Говорила себе, что все мамочки так поступают, ведь, наконец, видят своего главного человечка в жизни, знакомятся с ним, но себе было врать бессмысленно. В первую секунду я смотрела на дочь и пыталась понять, на кого она похожа. В моей душе была тревога, и только когда Нюта открыла глазки и посмотрела на меня, я поняла, что мне всё равно — чья она дочь. Главное, что моя. И весь следующий год я отчаянно гнала от себя любые мысли и подозрения на этот счет.

Было ли мне стыдно перед Андреем? Для этого нужно было признаться хотя бы самой себе, что я мужа обманула. А я настойчиво прогоняла от себя эти мысли, я с головой ушла в материнство, занималась только дочкой, Андрей на какой-то период отошел на второй план. Или на десятый, не знаю. Мой мир настолько сжался, что на первые полгода жизни дочки в нём почти никого не осталось. Мы с Нютой, мама, с которой я советовалась по любой мелочи, ну и Андрей с Любовью Григорьевной, потому что без них никуда. Но время от времени, как я уже говорила, я просыпалась среди ночи, и начинала судорожно в голове подсчитывать, приводить самой себе доводы, что в моей жизни не могло случиться такой откровенной катастрофы и напасти. Я убеждала себя, но, если честно, все мои разумные, как казалось, предположения разбивались о суровые факты и цифры.

Несколько лет в браке с Андреем не привели ни к одной беременности. Даже когда мы планировали, старались, не предохранялись. А после одной ночи с Глебом я оказалась в положении. Какие доводы себе не приводи, а факты куда более убедительны. От этих мыслей я обычно впадала в уныние, начинала присматриваться к мужу, к дочери, старалась найти сходство в чертах лица, в повадках, привычках — и ничего не находила. Из-за чего ещё больше расстраивалась. Но доказательств у меня не было, ни у кого не было. Никому даже в голову не приходило усомниться в отцовстве Андрея, и это давало мне как-то дышать, жить дальше.

А потом празднование первого дня рождения Анюты, и подарок Юганова, который одной бумажкой подтвердил все мои опасения и страхи. А Иван Алексеевич ещё так усмехался, наблюдая за моей реакцией, а затем подошел и поздравил.

— Молодец, Наташка, — посмеиваясь, произнес он. — Всё сделала, как нужно.

— Зачем? — спросила я его, когда мы столкнулись с ним с глазу на глаз за пределами наполненной гостями гостиной дома родителей мужа.

— Как зачем? — удивился Иван Алексеевич. — Чтобы знать правду. Неужели ты не любишь правду, Наталья?

Он откровенно издевался надо мной, а у меня от ужаса этой самой всплывшей правды, тяжело колотилось сердце.

— А вы, Иван Алексеевич, любите рассказывать о себе правду?

— А ты не ровняй, — с явным предупреждением проговорил Юганов, усмехнувшись. — Себя и меня не ровняй. И поздравляю тебя, с днем рождения дочки.

— Что вы будете делать? — в некоторой панике спросила я его, когда он собрался уйти от меня.

Юганов на меня посмотрел в некотором непонимании.

— А что я должен делать?

— Для чего-то это все было нужно, — развела я руками.

— Наверное, — согласился он. — Когда-нибудь пригодится. Возможно. Информация, Наташка, это самое главное. Это власть. Никогда не знаешь, в какой момент может пригодиться.

Я осторожно перевела дыхание. Грудь распирало от волнения.

— Я сама Андрею расскажу. И разведусь. — Решение пришло как-то спонтанно, легко.

Но Иван Алексеевич в ответ на это лишь презрительно скривился.

— Не говори ерунды. Твое дело девчонку нянчить, а не судьбы решать. Разведется она, — повторил он за мной со злой насмешливостью. И добавил, прежде чем уйти: — Слишком много ты о своих возможностях думаешь.

Не зря Кристина называла Ивана Алексеевича пауком. Давно его выучила, и мне говорила, что рядом с Югановым нельзя терять бдительность. Как только расслабишься, попадешь в его сплетенную паутину. И вряд ли выберешься. И с ней, и со мной вышло именно так. И выбраться, на самом деле, кажется невозможным.