РОДные Боги

Языческие мотивы явно видны в русских народных поговорках: «Пришел Федул -- теплом подул»; «Василий Парийский землю парит»; «На святого Пуда доставай пчел из-под спуда»; «На Кузьму сей морковь и свеклу»; «Борис и Глеб сеют хлеб»; «Придет пророк Амос -- пойдет в рост овес»; «Святой Тит последний гриб растит» и пр.

Еще одним проявлением язычества в православии, стало почитание икон, ни чем по сути неотличимое от идолопоклонства. В трудные времена постоянно обращались к защитной силе икон, причем отношение к ней было как к кумиру. Икона стала неким фетишем. Если икона «не помогала», то ее могли «наказать». Во время взятия Новгорода шведами (1611 г.), один новгородец выставил икону св. Николая, прося уберечь его дом от огня. Тем не менее, дом сгорел. Тогда рассерженный владелец, бросил икону в огонь со словами: «Ты не хотела помочь мне, помоги себе самой!» Другой крестьянин, когда у него украли вола, бросил не «выполнившую свою работу» икону в навоз, сказав: «Я тебе молюсь, а ты меня от воров не сберегаешь!».

Даже многие церковные деятели отмечали, что русское православие сформировалось как христиано–языческий конгломерат, дореволюционные богословы с горечью были вынуждены признать торжестве в православии двоеверия. Так Е. Е. Голубинский писал: «Мы и доселе продолжаем язычествовать».

Религиозность.

В. Г. Белинский писал в своем «Письме к Гоголю»: «По–вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиетизм, благоговение, страх божий! А русский человек произносит имя божие, почесывая себе задницу… В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности…». Это мнение разделяло и большинство дореволюционных русских писателей.

Даже сами церковные деятели должны были это признать: «Русский народ ничего не понимает в своей религии… Он смешивает бога со святителем Николаем и последнему готов даже отдать преимущество… Догматы христианства ему совершенно неизвестны» (Миссионерское обозрение, 1902, т. II, с. 34); «У нас не только простой народ, но сплошь и рядом даже в образованном обществе не могут различить в религии существенного от несущественного, догмата от обряда и обычая» (Странник, 1904, № 1, с. 157); «Русский народ малосведущ в религиозных вопросах» (Пастырский собеседник, 1905 № 30, с. 305); «Незнание нашим народом догматики христианства -- факт, который едва ли кем будет оспариваться» (Церковно–общественный вестник, 1913, № 25, с. 2).

Православие пришло на Русь, как иностранная мало кому понятная религия. Уровень древнерусского духовенства был настолько низок, большинство из них было просто неграмотно, а тем более не могло читать по–гречески, что они вряд ли могли вразумительно объяснить суть новой религии. В большинстве своем они и сами ее не понимали. Как писал архиепископ Макарий (Булгаков), характеризуя религиозную жизнь XV-XVI: «не только священники, но и сами епископы не знали ничего, даже священного писания, а ограничивались умением читать и петь при богослужении» (т. VII, кн. II, с. 125).

Только в середине XVII века русское православное духовенство обязали регулярно выступать с проповедью. Но проповеди на церковнославянском языке были малопонятны населению, да и сами священники мало, что понимали в христианстве. Преобладающим настроением среди верующих, в такой ситуации, стало обрядоверие. Их вера не поднималась выше соблюдения обрядов. Причем это относится не только к простым прихожанам. Вот как описывает архиепископ Макарий митрополита Данила (XVI): «Он вовсе не различает преданий догматических от обрядовых и приписывает последним совершенно такую же важность, как и первым» (т. VII, кн. II, с. 396). Все это мало чем отличалось от обыкновенного язычества.

Отношение народа к церкви.

Несмотря на все свое суеверие, сознание русского народа оставалось стихийно–материалистичном, и имело ярко выраженную антиклерикальную направленность. Как писал В. Соколов: «Чем больше вчитываешься в эти произведения [»Народные русские легенды«, А. Н. Афанасьева] народного духа, тем яснее становится мучительная мысль, что народ наш только по именам и словам знает христианство, но образ его мыслей -- вне самого примитивного понимания элементарных истин Евангелия» (Миссионерское обозрение, 1914, № 4, с. 44).

Герои народных сказок и былин легко и смело нарушают церковные запреты. Так Илья Муромец заявляет, что «не ладно у святых отцов написано, не ладно у апостолов удумано». Первое место среди отрицательных персонажей русских сказок отведено духовенству и его ближайшему окружению.