Родные гнездовья

Той осени, как быть мне на станции, предшествовали быстротечная маловодная весна и суховейное лето. Они разом ополовинили сеностав в богатых травами печорских поймах, и скоту — главному богатству всех хозяйств — грозила бескормица. Председатели колхозов в короткое предзимье выискивали за Печорой покосы хрусткого озерного хвоща-гусенца, чтоб как-то пополнить запасы кормов. Погнала и меня нужда за этим подобием сена для племенных коров и овец опытной станции. Вести меня по первому ледку за широкую реку вызвался иконописного вида старик Григорий Васильевич Носов, или, по-местному, Гриша-Чухарь. Чухарями на Севере зовут глухарей — птиц крупных, красивых, но глуховатых в свадебном экстазе. Как ни спешили мы с Гришей-Чухарем, но вернуться засветло не успевали, а потому он уговорил меня заночевать в охотничьей избушке.

— И негоже бы, Николаич, доможирок-то печалить, однако не лезть же нам в ночну купель, коли припозднились, — рассуждал громко старик, растапливая в избушке печь. — Про всякой случай я упредил: ежели выйдет задержка, то мы заночуем в керке, в охотничьей избе, стал быть...

— От так век-от свой округ станции Журавського да этой керки и истопал, — рассказывал мне старик после ужина, гася усмешку в широкой бороде. — С самим Журавським бывал тута, — поднял крючковатый палец Гриша-Чухарь.

Фамилию основателя Печорской опытной станции Андрея Журавского Григорий Васильевич произносил сегодня часто, и все с многозначительным поглядом на меня. Мне же это имя было почти неизвестно, что, видимо, обижало старика.

— Так тута и пропласталси: то с косой-горбушей, то с ружжом, то со скотиной. Век о бок с Печорой. Всех она, мати наша, кормит...

— Скудно, — вздохнул я, — на зимний сеностав погнала.

— Ан не без вашей вины! — как-то очень неожиданно и ершисто взметнул на меня густые брови Гриша-Чухарь.

— Вот тебе на! — изумился я неподдельно. — Без году неделя тут, а уже виновен в бескормице.

— Все вы виновны пред Мати-Печорой, — не захотел смягчить укор старик. — Все, которы правили станцией опосля Журавського. Не почествовал бы и тебя Журавський Андрей Володимирыч, не почествовал бы... Не взышши за правду со старика...

Стало ясно, что эта «говоря», да и ночевка, затевались не случайно, и я попросил Григория Васильевича рассказать мне все, что он знает о Журавском. По благодарно блеснувшим глазам, по молодым ноткам в сразу подобревшем голосе угадывалось давнишнее желание передать заветное, приобщить меня к помыслам душевно чтимого печорцами ученого.