Родные гнездовья

В мягком молочном свете двух могучих рек Севера на высоченном усинском утесе недвижно сидели вице-губернатор Шидловский и Андрей Журавский. Далеко внизу встречалась Печора с Усой. Зимой ли, летом ли, ночью и днем излучают эти реки волшебный свет, сотканный из белых ночей и зимних сполохов.

— Волшебство какое-то... Чары... — тихо проговорил Шидловский. — Привыкли?

— Нет, к этому привыкнуть нельзя, Александр Федорович, — тихо ответил Журавский. — В этой магии великая притягательная сила Севера... Я приводил сюда своих товарищей, и все они удесятеряли здесь свои силы. Иные же навсегда остались в печорских далях...

— Калмыков с Прыгиным здесь поклялись остаться на Севере? — повернул голову Шидловский к Андрею. — Удивительно, непостижимо: голодные, но здесь, с вами. Да‑а, — вздохнул вице-губернатор, — сложно иногда понять людей. Ну да ладно, они сами избрали свой путь... Паспорта на поселение им выданы, однако должен предупредить: надзор Чалов с них не снял — советую это учесть, Андрей Владимирович... А что хорошего у вас? Что дали последние экспедиции? Мы не поговорили о них в этой зловещей кутерьме.

— Много. Так много, что трудно охватить умом. Начну с самого ошеломительного: нами найдены на Колве и Адзьве одиннадцать стоянок людей каменного века!

— Шутите? Шутить изволите, Андрей Владимирович? Смеетесь над стариком? — никак не мог поверить словам Андрея Шидловский. — Быть того не может! Наукой же доказано, что человек каменного века севернее половецких степей не поднимался.

— А мы, Александр Федорович, нашли одиннадцать неоспоримых доказательств ошибочности такого вывода. Первую стоянку нашел Ель-Микиш: тесла кремневые, наконечники стрел... — перечислял Журавский счастливым, взволнованным голосом. — И вот что главное: нашли там, где был бивуак Шренка. Неужто он не заметил?! Хотя что удивляться: два года назад я отбросил такие же черепки в «самоедской больнице». К открытию надо быть внутренне готовым, Александр Федорович. В этом году я был готов к этому, потому удача сопутствовала нам.

— Ей-ей, ошеломительно ваше открытие! — радовался Шидловский вместе с Андреем. — Как вы додумались?

— Установив северную границу лесов, я искал подтверждения тому, что леса теснят тундру, климат Севера медленно, но неизбежно теплеет, европейское побережье Ледовитого океана поднимается, а не опускается. Этому я нашел сотни подтверждений. И вот еще одно: Приполярье было широко обитаемо до нашей эры! «Самоеды» — какое глупое слово! Ненцы, как зовут они сами себя, не пришельцы, а аборигены, отступавшие во время похолоданий. Мне могут не поверить, меня могут высмеять, скорее всего так и будет, но жизнь докажет мою правоту, докажет, черт побери!

— Все то, о чем вы говорите, так неожиданно, так непривычно, — развел руками седой Шидловский...

— Что поверить недоучке невозможно, — досказал Андрей.

— Зачем вы так, Андрей Владимирович?.. — укоризненно взглянул на Журавского вице-губернатор.

— Так говорю потому, что так и есть на самом деле: спор предстоит со столпами науки, с академиками, а я... Это такая же правда, как и та, что само... ненцев в тех трех чумах отравили люди Тафтина, — как-то необычно резко и жестко сменил тему Андрей. — Они же разграбили хлебные магазины и в Колве, и в Болбане. И сделал это Тафтин в связи с вашим приездом...

— Этого не может быть! Вы что-то путаете! — Шидловский проговорил это требовательным, недоверчивым голосом, а сам, чувствуя правду, опустил плечи.

Андрей замолчал, замкнулся, и теплота в глазах сменилась тоже недоверием. Он смотрел на сгорбившегося вице-губернатора с опаской, с отчуждением, с раскаянием, что сказал, может быть, лишнее.

— Не бойтесь меня, Андрей Владимирович. Помогите разобраться, прошу вас, — попросил Шидловский, уловив состояние Журавского.

— Я скажу, — вскинул голову Андрей. — Это дело рук Тафтина, хотя травил и не он. Травил Пиль-Рысь — самый кровожадный волк из тафтинского окружения. Травил пьяный. Обнаружили стрихнин, просыпанный им при подмешивании в водку. Его нож нашел Никифор в чуме отравленных. Он же убил наших оленей два года назад, обрекая нас с Никифором на гибель.

— Где Никифор? Давайте его допросим официально.

— Никифор ушел по следам Пиль-Рыси... Он поклялся сам расправиться с убийцей его родичей — я не смог отговорить.

— Будет еще убийство?

— Все может быть... Никифор давно бы убил Тафтина, но тут я противлюсь всеми силами.

— За что? Что здесь творится?! Почему вы молчите? — не мог сдержать себя Шидловский. — Умалчивали в Архангельске.

— Тафтин, используя служебное положение и мундир губернского чиновника, пятый год собирает пушной ясак с самоедов в свою пользу. По три песцовых шкурки с каждого кочевника. Независимо от пола и возраста. В казну сдает по рублю. Это мной проверено и у казначея, и у самоедов. Выколачивание пушнины я видел сам, за что был обречен на смерть! — чеканил фразы Журавский.