Родные гнездовья

— Мартин! — рассмеялся Водгауз. — Не вешай русских на сук — скорее, они нас вздернут. Но это шутка, господа, — поклонился он Шидловскому. — Ради бога, не обидьтесь. Мартин, ты забыл свой долг?

— Да, да. С вами, Андрей Владимирович, хочет быть знакомый мой друг Томас. Он просит передать приглашение быть завтра в обед его гость.

Журавский был удивлен, но приглашение принял.

* * *

От городской библиотеки на Троицком проспекте до начала Олонецкой Журавский и Афанасьев шли пешком. Темень, хлюпающие доски тротуара, нудная изморось, угрюмо-дремотные слепые деревянные дома. Нем и глух Архангельск в предзимье.

Василий Захарович, ежеминутно готовый к разговору, похмыкивал и раза три оборачивался, но Журавский, под стать полуночному городу, был мрачен. Молча вошли они в дом, и, пока Афанасьев по-стариковски неспешно зажигал лампу, раздевался, собирал на стол немудрящий ужин, Журавский сидел не раздеваясь и отрешенно молчал.

— Снимай пальто — и к столу, — скомандовал Василий Захарович.

Журавский выполнил команду, не проронив ни слова.

— Замерз? Помогает — проверено, — пододвинул к нему рюмку водки старик. — Ты, Андрей Владимирович, на Володю Русанова не серчай, — начал Василий Захарович. — Душой он чист и не ведает, что творит.

— Ведает и прислуживает! И кому? Сосновскому.

— Нет, Андрей Владимирович, — спокойно возразил Афанасьев. — Нет, не прислуживает он, а, как и ты, весь устремлен в будущее...

— Не верит он в промышленное будущее Печорского края, — перебил Андрей.

— Верит не верит! — вдруг взъерошился старик. — А кто, кроме вас, в него верит? Почему он должен вторить вам, коли раз проплыл на лодочке по Печоре?

— Тогда не надо отрицать наших идей — так будет честнее.

— А он и не отрицает. Он воюет за свою идею, идею освоения Северного морского пути. Володю надо понять, — сбавил пыл Василий Захарович. — Кто, кроме Сосновского, добудет ему денег на мечту? А он поставил его начальником русской экспедиции.

— Но и помощь Сосновского...

— Прохвост камергер — это и он, поди, знает. Но Володю-то он толкает на освоение Новой Земли, которая вот-вот уплывет из-под носа России...

Ступеньки лестницы, ведущей с мансарды в кухню, натужно заскрипели — по ним спускался грузный, плотный Тизенгаузен.

— И тебя, Мануил, разбудили? — виновато спросил старик. Ужинали хоть с кочевниками? Лекарства-то принимал?

Эммануил Павлович Тизенгаузен хорошо был знаком Журавскому: отбыв ссылку в Печорском крае, работал он там и в школе, и в лесничестве. Это лето он провел на Новой Земле в экспедиции Русанова.

— Ели, пили и здоровье лечили, — с хрипотцой, простуженно ответил Тизенгаузен. — Поел с ребятами сырой рыбы и оклепался.

— Оклемался, — улыбнулся старик.

— Клепать — понятно, клемать — нет, — рассмеялся Тизенгаузен.

— Мануил, пропусти с нами целительную, — наливал ему в чай водки Василий Захарович, — да обрисуй Андрею искания Володи Русанова.

— Слышал я, — принимая чашку из рук Василия Захаровича, сказал Эммануил Павлович. — То, что губернатор поставил Русанова в этом году начальником русской экспедиции, — правильно.

— О чем и я толкую, — обрадовался Афанасьев поддержке. — А то в прошлом годе то ли он французов, то ли они его, родные российские берега исследовать привели.

— Русанов в этом году получил на свою экспедицию столько, сколько я не получал на семь, а коллекции увозит во Францию, — не мог унять обиды Журавский.

— Не сердитесь, Андрей Владимирович, — мягко улыбнулся Эммануил Павлович, — с Русановым вы помиритесь.

— Вот, вот, — воспрял духом Василий Захарович, — поморы говорят: кто глуп не бывал, тому мудрому не стать. Володя, поди, переживает боле — ишь, и суды не пожаловал. Сорокин-то, приват-то, каков! «Миф», «сказочник»!

— Не этим он опасен! — взорвался Журавский. — Он опасен своим оголтелым национализмом. Что они утверждают: все свободные земли Европейского Севера должны быть отведены зырянам — самой энергичной, грамотной и жизнестойкой из северных наций. Они с Жаковым подтасовали статистику так, что зырян по грамотности поставили во вторую строку из всех народов России. Если их уверения принять. за истину, то выходит, что наше правительство только и печется об инородцах. Молитесь, зыряне, на царя-батюшку! Лозунг: «Север — зырянам!» — страшен, ибо автоматически ставит ненцев вне закона. Если спор с Русановым действительно не принципиален, то полемика с Сорокиным затрагивала вопросы жизни целых народностей, — никак не мог остыть Журавский.

— Чего мистеры-то округ тебя запетляли? — вспомнил вдруг Василий Захарович, понимавший состояние гостя. — От пройдохи — чуют, что ты им на пятки наступаешь. Однако ты, Андрей, сходи, сходи... Да, чуть не забыл: Георгий Седов тут тебе письмо оставил, — побежал старик в другую комнату.

* * *