Читаем Родные гнёзда полностью

Дворянские усадьбы. Родные гнёзда. Нянюшка Марья Григорьевна. Знахарка. Дуняша. Морозиха. Далёкое прошлое. Пожар в деревне. Троицын день. Престольный праздник. Ярмарка в Коренной Пустыни. Старый Воронеж. Грустный сочельник. Народные праздники и приметы на Руси.

Дворянские усадьбы


Русское образованное общество начало интересоваться дворянскими усадьбами лишь в начале 80‑х годов 19‑го века, когда впервые, в связи с помещичьим разорением, зазвучали в литературе ноты печали, связанные с уходящей и гибнувшей красотой дворянских гнёзд и со всем тем сложным и поэтическим миром, который навсегда уходил с ними в прошлое…

Тургенев первый начал писать о тоске запущенной усадьбы и об уходящих с ней красоте, покое и уюте. В «Дворянском гнезде», «Месяце в деревне» и в «Трёх портретах» впервые в русской литературе появляются окутанные элегической дымкой старинные усадьбы со скрипучими половицами, тёмными залами и портретами предков на стенах, окружённые заросшими парками и населённые тихими девушками, светлыми мечтательницами.

Эту грустную лирику за Тургеневым подхватывают Чехов и Алексей Толстой своими рассказами, повестями и поэмами из дворянского оскудения. Нежная грусть старых усадеб переносится Борисовым-Мусатовым и Левитаном на талантливые холсты, и постепенно поэзия и прелесть уходящего прошлого, незаслуженно поруганного и так мало оценённого в своё время, охватывает лучшие круги русского общества.

Руководители журнала «Мир искусства» в первые годы нового века открыли в быте и обстановке дворянских усадеб подлинную русскую художественную культуру полутора последних веков, получившую так поздно и так внезапно всеобщее признание. Из-под вековой пыли были извлечены дивные портреты, прекрасные художественные произведения, целое забытое и так несправедливо заброшенное искусство.

Русское общество, рабски преклонявшееся перед всем иностранным, открывает сначала красоту московских, подмосковных, а затем и других культурных дворянских углов России. В старых дворянских гнёздах находят прекрасные архитектурные идеи, чудесные парки, террасы, фонтаны и статуи забытых скульпторов, громадное чисто русское искусство декоративного убранства. И постепенно на смену поэтическому интересу к усадьбам приходит серьёзный эстетический интерес.

Большие вклады в изучение дворянских гнёзд вносят журналы «Старые годы» и «Столица и усадьба», начавшие выходить в десятых годах текущего века. Оказалось, что, вопреки всем нападкам на прошлое помещичьего класса, наследство, оставленное дворянско-помещичьей Россией, было громадно: всё русское искусство елизаветинского, екатерининского, александровского и николаевского времён так или иначе было тесно связано с усадьбами. Кроме интереса художественного, в обществе пробудился интерес и чисто исторический к быту тех людей, которые строили усадьбы и жили в них, к их обстановке, их жизни и творчеству. Выросло обширное русское «усадьбоведение», открывшее глаза обществу на пленительную сложность русского искусства.

В результате изучения усадеб открылась новая полоса русской культуры, интересная и важная не только совершенством своих материальных созданий, но и своей особой поэзией и философией, своими мыслями, верованиями и вкусами.

«Трудно отделаться от элегического настроения, — пишет знаток русского искусства Н.И. Мишеев, — когда думаешь об усадьбе русского помещика. Всплывают видения, созданные гением Пушкина, Тургенева, Гончарова и Толстого. Проходят картины быта, так любовно описанного ими. Слышатся старые вальсы и тихие голоса тех женщин, присутствие которых освещало жизнь. Татьяна, Лиза, Наташа, Марфинька, Вера, бабушка из «Обрыва», Татьяна Марковна, бессмертная няня Арина Родионовна… Образы верных слуг и исполненных своего достоинства, чести и порядочности господ из «Детства и отрочества». А кругом широкая, милая сердцу природа, неотделимая от них всех. Наконец, лучшие наши писатели, так тесно связанные с этими усадьбами. Как всё это близко и в то же время бесконечно далеко!.. Ушло, и ушло навсегда. Ещё на наших глазах стал исчезать этот быт, и так быстро. Мы все ещё хорошо помним эту печальную эпоху «дворянского оскудения», перезалога имений, продажи их Лопахиным, рубку «вишнёвых садов», разрушение барских домов с колоннами.»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное