Родные гнёзда

Попав так неожиданно и несправедливо из шумного и весёлого Петербурга в далёкий медвежий угол, каким было тогда Белгородское воеводство, отставной гвардеец, обладавший бешеным и необузданным характером, в обстановке богатства и власти над жизнью и смертью трёх тысяч своих крепостных развернулся вовсю и прочудил, не зная над собой никакой узды, до самой смерти. Высшую власть в губернии, которую только что создала Екатерина, губернатора, Андрей Фёдорович ставил «ни во что» и почитал за «старшего приказного». Однажды у себя на обеде, устроенном в день именин, Андрей Фёдорович за какое-то неудачное слово выкинул губернатора за окно в присутствии всего дворянства. Дело было замято, так как все свидетели и сам пострадавший были напоены до беспамятства, и происшествие это было сочтено, по старой формуле, «не бывшим».

Будучи в своём пограничном тогда углу озлобленным на царицу Великую Екатерину, Андрей Фёдорович вместе со своим соседом-приятелем и однополчанином Гермогеном Сербиновым, одновременно с ним и за то же самое высланным из столицы, её за «законную императрицу» не признавали. Это дало Сербинову, жившему рядом с Теребужем, дикую мысль составить нелюбимой им императрице «конкуренцию», заключавшуюся в том, что Сербинов стал фабриковать у себя в усадьбе фальшивые деньги из олова.

На этой почве у Гермогена Сербинова произошла ссора с Андреем Фёдоровичем, так как, расплачиваясь за свой карточный проигрыш, Сербинов попытался однажды всучить приятелю несколько «топорных рублей». Пращур вспылил и при свидетелях заявил, что таких денег у себя «не держит, да и никому другому не советует этого делать». Произошла бурная сцена, после которой бывшие друзья расстались врагами и затем всю жизнь совершали набеги друг на друга, сжигая стоги хлеба и беря в плен один у другого крестьян и дворовых.

Фабрика фальшивой монеты в имении Сербинова, в так называемом «сербиновском Теребуже», помещалась в обширных сводчатых подвалах барского дома с «выходами» и «оконцами» в фундаменте. В этих подземельях, как было известно немногим, проживало двенадцать польских евреев фальшивомонетчиков. О доме Сербинова в окрестностях ходили ужасные слухи. Вместо обоев стены главного зала были выкрашены чёрной краской, по которой страшно скалили зубы написанные белилами скелеты. Сделано это было для того, чтобы прислуга не ходила по ночам в те комнаты, где совершалось то, что посторонним людям видеть было не надо.

Слухи о таинственных работах в Теребуже наконец достигли ушей властей, которые и нагрянули к Сербинову. Однако исправник и временное отделение суда ничего не нашли подозрительного. Оказалось, что под дом не было ни входа, ни выхода, не было и окошек.

Но в то же время дворовые люди Сербинова в пьяном виде рассказывали следующее: «Это правда, что наш барин держал под домом беглых людей из польских жидов. Они и делали рубли из олова, только монета их давала глухой звук. Да ему недолго пришлось заниматься этими деньгами. Прошёл слух, что суд вот‑вот наедет для обыска. Услышав это, наш барин как-то вечером взял с собой в подвал четырёх своих подлокотников и перепоил жидов водкой. Когда ж они заснули, барин со своими людьми перевязал их по рукам и ногам, забил рты тряпками, и так и бросил их в подвале. Опосля, в ту же ночь, приказал заложить кирпичом все двери и окна в подвале и заново оштукатурить весь дом снаружи. Так те двенадцать душ и остались заживо замурованные, вместе со своим струментом. А осмотр исправник делал только для отвода глаз, чтобы оправдаться перед начальством. Обелить себя и своего приятеля, нашего барина. Ходил вокруг дома, да спрашивал понятых: "Ну где тут дверь? Где окна? Одна брехня и ничего больше!" За это Сербинов дал ему тройку лошадей, санки со сбруей и кучером и проиграл в карты немало денег. Досталось и членам суда, все остались довольны…»

Следы нарисованных на стенах сербиновского дома скелетов сохранились под позднейшими штукатурками до моего времени, и страшное воспоминание о замурованных в подвале людях твёрдо держалось в народной памяти наших мест. Летом 1914 года потомок Гермогена Сербинова праздновал юбилей своей земской и общественной деятельности. На этот юбилей всеми уважаемого человека собрался не только весь уезд, поприехало много гостей и из Курска, во главе с губернатором Муратовым.

После обеда хозяевами предполагалось сделать раскопки погреба под домом, чтобы убедиться в достоверности старой бывальщины, в которой, впрочем, никто из местных людей не сомневался. В середине обеда губернатору была доставлена телеграмма. Она была исторической, извещавшей за подписью трёх министров о начале всеобщей мобилизации русской армии. Это имело место 19 июля 1914 года.

Немедленно губернатор и большая часть гостей, из коих многие служили, как мой отец, присутствовавший на обеде в качестве предводителя дворянства, разъехались, и открытие замурованного больше ста лет тому назад погреба так и не состоялось. Наступили грозные события, похоронившие не только старые дедовские предания и были, но и всю старую Россию…