Читаем Родом из Переделкино полностью

Обращать внимание на критику в подобной обстановке, надо полагать, было нелегко, хотя в дружном хоре славословия были различимы отклики и другого рода – предостерегающие писателя от поспешности, от погони за острозлободневными сюжетами, от желания приурочить очередное произведение к юбилею какого-нибудь исторического события и пр.

Так, Всеволод Вишневский, всегда с отеческой заботой относившийся к моему отцу, писал ему по прочтении пьесы:

«Ты с Охлопковым бежишь, торопишься к дате... Николай, гляди на вещи прямо, честно. Писал «Одиночество»: все смело, крупно, прямо... С мыслями: а может, и головы не сносить? А тут скорей к дате... и дело в порядке. Не то, писатель земли русской. Разве написал бы ты все это в романе?

Да ты тридцать раз все исчеркал бы и нашел правду. Измучил бы бывалых солдат, собеседников, выжал бы нужное» (письмо от 7.10. 1947 г.).

Литературный вкус В. Вишневского не изменил ему и на этот раз, и фальшивые ноты показной бравады, наигранной бодрости, топорная натянутость некоторых диалогов резали ему слух.

Однако голос его не был услышан, и за недостатком времени пьеса не была переосмыслена и доработана автором.

Точно так же, много лет назад, писатель оставил без внимания голос другого критика, не менее доброжелательного по отношению к нему, чем Вс. Вишневский.

Имеется в виду Е. Усиевич, которая писала после выхода в свет второго романа Н. Вирты «Закономерность» («Литературный критик», 1939 год):

«...Будем надеяться, что эта линия подмены образного мышления... образным изложением готовых, но недостаточно продуманных выводов является лишь легким головокружением от первого успеха. Надо думать, что Н. Вирта вернется к глубоко продуманным и пережитым темам, и мы снова будем иметь возможность отметить его новые удачи и новые достижения...»

* * *

Такой заветной темой для моего отца была Земля, деревенская жизнь, которую он знал не понаслышке. На ней он вырос, на ней получил первые впечатления юности – светлые и трагические. Такое генетическое понимание деревни остается в человеке навсегда.

В начале своего творческого пути, когда Николай Вирта столь блестяще заявил о себе, опубликовав свой первый роман «Одиночество», в его жизни произошло знаменательное событие. Его пригласил к себе корифей театра В.И. Немирович-Данченко и предложил написать пьесу для МХАТа по мотивам романа «Одиночество». В беседе с писателем было найдено и заглавие к будущей пьесе – «Земля». Пьеса была поставлена в 1937 году и многие годы не сходила со сцены, вписав яркую страницу в историю МХАТа и упрочив положение моего отца как одного из признанных советских драматургов, чье имя критики тех лет ставили в один ряд с К. Треневым, Н. Погодиным, А. Корнейчуком, Вс. Ивановым.

После войны Н. Вирта снова возвращается к той же близкой и болезненной для него теме Земли. Разумеется, отец прекрасно знал о плачевном состоянии послевоенной деревни – большинство мужчин не вернулось домой, кругом была тотальная разруха, нищета. На трудодни ничего не платили. Кормились исключительно со своих огородов, скрываясь от местных властей, косо смотревших на это явное проявление мелкособственнических «пережитков прошлого». Вдобавок ко всему крестьяне не имели паспортов – этот великий жест выдачи документов, удостоверяющих личность человека – «И людям все права людей, \ По царской милости моей,\ Отдам из доброй воли», – сельским жителям бывшего СССР пришлось ждать целую вечность, процесс затянулся до середины 70-х годов...

Новая пьеса Н. Вирты, носившая символическое название «Хлеб наш насущный», была поставлена в 1947 году Московским театром драмы, где только что прошла премьера «Великих дней», а вслед за ним многими театрами по всей стране, и шла в течение нескольких лет. Основная коллизия в этой пьесе, игнорируя вопиющие проблемы колхозного строя, устремляется в идеалистическую сферу подбора «правильных» кадров на селе. Если раньше здесь орудовали всякие ловкачи, то теперь после того, как в колхоз пришли фронтовики, здесь решительно все изменилось. «Положительный» герой пьесы, фронтовик Рогов, разоблачает «отрицательного» героя, Силу Силыча Тихого, этакого кулака советского разлива, который пускался на всякие махинации и приписки, лишь бы втереть глаза районному начальству и любой ценой удержаться на посту председателя якобы «передового» и якобы «показательного» колхоза. Волевой и целеустремленный, Рогов искореняет порочные методы ведения хозяйства в селе и направляет деревенских тружеников на подъем колхозного строительства в нашей стране.

Надо отметить, справедливости ради, что местный колорит и в этом произведении Николая Вирты воссоздан с профессиональным мастерством и правдивостью: описание деревенской жизни – это был его конек, им он безошибочно пользовался во всех своих вещах, связанных с сельской тематикой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Женский портрет эпохи

Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем
Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем

Антонину Николаевну Пирожкову (1909–2010) еще при жизни называли одной из великих вдов. Сорок лет она сначала ждала возвращения Исаака Бабеля, арестованного органами НКВД в 1939 году, потом первой после смерти диктатора добилась посмертной реабилитации мужа, «пробивала» сочинения, собирала воспоминания о нем и написала свои.В них она попыталась «восстановить черты человека, наделенного великой душевной добротой, страстным интересом к людям и чудесным даром их изображения…»Чудесный дар был дан и самой А. Н. Пирожковой. Она имела прямое отношение к созданию «большого стиля», ее инженерному перу принадлежат шедевры московского метро — станции «Площадь Революции», «Павелецкая», две «Киевские». Эта книга — тоже своего рода «большой стиль». Сибирь, Москва, Кавказ, Европа — и, по сути, весь ХХ век. Герои мемуаров — вместе с Бабелем, рядом с Бабелем, после Бабеля: С. Эйзенштейн, С. Михоэлс, Н. Эрдман, Ю. Олеша, Е. Пешкова, И. Эренбург, коллеги — известные инженеры-метростроевцы, политические деятели Авель Енукидзе и Бетал Калмыков. И рядом — просто люди независимо от их ранга и звания — совсем по-бабелевски.

Антонина Николаевна Пирожкова

Биографии и Мемуары / Документальное
Русский след Коко Шанель
Русский след Коко Шанель

Впервые русский язык в Доме Шанель зазвучал в начале двадцатых годов прошлого века. И сразу по обе стороны подиума – одни эмигрантки создавали или демонстрировали наряды великой Мадемуазель, а другие становились подругами кутюрье и верными клиентками.Главная героиня этой книги – не Шанель и не приехавшие в Париж эмигранты из бывшей Российской империи, а Эпоха, которую они создавали вместе.Среди действующих лиц повествования – граф Сергей Кутузов и великий князь Дмитрий Павлович; парфюмеры Эрнест Бо и Константин Веригин; княжна Натали Палей и княгиня Мери Шарвашидзе; поэт Илья Зданевич и режиссер Георгий Питоев; Лидия Кудеярова, в замужестве леди Детердинг, и Ия Ге, в замужестве леди Абди.Задача этой книги вспомнить о судьбах гордых и достойных людей, оказавшихся волею судьбы в ближнем круге самого знаменитого кутюрье XX столетия – Габриэль Шанель.

Игорь Викторович Оболенский

Биографии и Мемуары / Документальное
Родом из Переделкино
Родом из Переделкино

Татьяна Вирта – дочь знаменитого советского писателя Николая Вирты – все детство и юность прожила в Переделкино. Это не просто знаменитое дачное местечко. Этот поселок, обладающий особым укладом и философией, в свое время был настоящей культурной столицей СССР. Именно там по-настоящему раскрывались те, кто был культурной элитой страны. Чуковский, Кассиль, Фадеев и многие-многие другие. Милые привычки, вечерние посиделки, непростые человеческие отношения, любовные драмы, головокружительные взлеты и поломанные судьбы – Татьяна Вирта описывает жизнь великих очень просто, по-соседски, что придает мемуарам необыкновенное очарование и искренность. Война и эвакуация глазами девочки; страшные, но очень яркие годы глазами подростка… Целая эпоха прошла через подмосковный дачный поселок. Бытовая история страны всегда самая интересная и правдивая.

Татьяна Николаевна Вирта

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука