Румыния, однако, была исключительным случаем на Балканах. Во всех остальных странах происходили противоположные процессы. В Хорватии, Сербии, Болгарии и Греции местная аристократия была истреблена во время османского завоевания, земля напрямую захвачена султанатом, турецкие завоеватели расположились на ней, и к XIX в. стали наиболее мощным и паразитическим классом местной знати – айанами.
Последовавшие национальные восстания и войны за независимость привели к вытеснению турецких армий из Сербии (1804–1913), Греции (1821–1913) и Болгарии (1875–1913). Политическая независимость этих стран автоматически сопровождалась экономическими переменами в деревне. Очевидно, турецкие землевладельцы обычно уходили вместе с войсками, которые охраняли их, оставляя свои поместья крестьянам, возделывавшим в них землю. Эта схема варьировалась в зависимости от длительности борьбы за независимость. Если она была длительной и затягивалась, как в Сербии и Греции, у местного землевладельческого слоя было время, чтобы появиться и захватить землю в ходе борьбы, полностью присваивая чифлики на более позднем этапе: богатые греческие семьи, например, купили множество неповрежденных турецких владений в Фессалии, когда Порта вернула ее в 1881 г. [549] С другой стороны, в Болгарии стремительность и жестокость войны за независимость почти не оставили возможностей для подобного перехода. Но во всех трех странах итоговое положение дел на селе было практически одинаковым [550] . Независимые Болгария, Греция и Сербия, в сущности, стали странами, где доминировали мелкие собственники-крестьяне, в то время как Пруссия, Польша, Венгрия и Россия все еще были странами с обширными помещичьими владениями. Сельская эксплуатация, естественно, не прекратилась: в независимых государствах ростовщики, купцы, чиновники осуществляли ее в новых формах. Но фундаментальная аграрная модель Балканских государств по-прежнему основывалась на мелком производстве в условиях растущей перенаселенности, раздела земель и долгов деревень. Окончание турецкого правления означало конец традиционного землевладения. Восточная Европа переживала общую социально-экономическую отсталость в начале XX в., отделявшую ее от Западной Европы; но юго-восток в ней оставался особым полуостровом.Заключение
Османская империя, захватившая на 500 лет Юго-Восточную Европу, обосновалась на континенте, так никогда и не став частью его социальной и политической системы. Она всегда оставалась чужой для европейской культуры, как исламское вторжение в христианский мир, а само ее существование вплоть до наших дней затрудняет создание единой истории континента. В то же время долгое и глубокое проникновение в европейскую почву общественной формации и государственной структуры, представлявшей резкий контраст с доминировавшей на континенте моделью, создало удобную меру, в сравнении с которой можно оценить историческую специфику европейского общества до наступления промышленного капитализма. Действительно, начиная с эпохи Возрождения, европейские политические мыслители эпохи абсолютизма постоянно стремились выявить характерные черты их собственного мира, противопоставляя его турецкому порядку, столь близкому и одновременно столь далекому для них; никто из них не сводил эту дистанцию просто или главным образом к религии.