Родословная абсолютистского государства

Появление понятия «деспотизм» с самого начала было связано со взглядом на Восток. Наиболее важной канонической цитатой из произведений периода античности, в которой может быть найдено исходное греческое слово, может считаться знаменитое утверждение Аристотеля: «Варвары по своей природе более раболепны, чем греки, и азиаты более раболепны, чем европейцы; поэтому они одобряют деспотическое правление без протеста. Такого рода монархии подобны тираниям, но они устойчивы, так как являются наследственными и законными» [645] . Таким образом, в европейской философской традиции, начиная с периода ее зарождения, деспотизм приписывался именно Азии. Просвещение, мыслители которого после колониальных открытий и захватов могли умозрительно охватить уже весь земной шар, впервые оказались в состоянии обобщить и сформулировать эту географическую связь. За эту работу принялся Монтескье, который находился под сильным влиянием Бодена и был прилежным читателем произведений Бернье. Монтескье унаследовал от своих предшественников ключевые аксиомы о том, что азиатские государства лишены устойчивой частной собственности и наследственной знати, и потому они основаны на произволе и тирании, – эти идеи он неоднократно повторял со всей ему присущей лапидарностью. По мнению Монтескье, восточный деспотизм основывался не просто на неподдельном страхе, но также на своеобразном равенстве подданных, грань между которыми стирала их полная зависимость от смертоносных прихотей деспота: «для деспотического правительства нужен страх» [646] . Такого рода единообразие представляет собой зловещий антитезис единству общины классической античности: «Все люди равны в республиканских государствах, они равны и в деспотических государствах: в первом случае – потому, что они – все, во втором – потому, что все они – ничто» [647] . Отсутствие наследственной знати, которое давно подмечалось как черта, присущая Турции, в данном случае воспринималось как нечто гораздо большее: как состояние неприкрытого уравнительного рабства по всей Азии. Монтескье также добавил к этой традиции две новые идеи, которые отражали просвещенческие доктрины секуляризма и прогресса. Он утверждал, что азиатские общества были лишены законодательства, а религия играла в них роль функционального заменителя законов: «Есть государства, где законы ничего не значат и служат лишь выражением прихотливой и изменчивой воли государя. Если бы в таких государствах религиозные законы были однородны с человеческими законами, то они также не имели бы никакого значения. Между тем для общества необходимо, чтобы существовало что-то постоянное; это постоянное и есть религия» [648] . В то же время он полагал, что эти общества неизменны: «Законы, нравы и обычаи, относящиеся даже к таким, по-видимому, безразличным вещам, как одежда, остаются и теперь на Востоке такими, какими они были тысячу лет назад» [649] .

Провозглашенный Монтескье принцип объяснения различий в характере европейских и азиатских государств был, разумеется, географическим: несходство их исторических судеб определяли климат и топографические особенности. Поэтому он синтезировал свои взгляды о природе обоих типов государств в форме художественного драматического сравнения: «В Азии всегда были обширные империи; в Европе же они никогда не могли удержаться. Дело в том, что в известной нам Азии равнины гораздо обширнее и она разрезана горами и морями на более крупные области; а поскольку она расположена южнее, то ее источники скорее иссякают, горы менее покрыты снегом и не очень многоводные реки составляют более легкие преграды. Поэтому власть в Азии должна быть всегда деспотической, и если бы там не было такого крайнего рабства, то в ней очень скоро произошло бы разделение на более мелкие государства, несовместимое, однако, с естественным разделением страны. В Европе в силу ее естественного разделения образовалось несколько государств средней величины, где правление, основанное на законах, не только не оказывается вредным для прочности государства, но, напротив, настолько благоприятно в этом отношении, что государство, лишенное такого правления, приходит в упадок и становится слабее других. Вот что образовало тот дух свободы, благодаря которому каждая страна в Европе с большим трудом подчиняется посторонней силе, если эта последняя не действует посредством торговых законов и в интересах ее торговли. Напротив, в Азии царит дух рабства, который никогда ее не покидал; во всей истории этой страны невозможно найти ни одной черты, знаменующей свободную душу; в ней можно увидеть только героизм рабства» [650] .