Родовое влечение

Мэдди, как загипнотизированная, наблюдала за сновавшими по кабинету сестрами в хрустящих белых халатах. По звяканью металла она догадалась, что кто-то раскладывает инструменты. Одна из сестер закатала рукав желтой казенной рубашки, в которую переоделась Мэдди, и включила лампу над креслом. Мэдди всем телом ощутила давление света. Убийственное давление. Она почувствовала себя раздавленной, ей стало трудно дышать и захотелось вырваться, однако она не могла пошевелиться. Как получилось, что она стала такой пассивной? Она, знавшая, как найти себе поручителя в любой стране Тихоокеанского побережья. Она, знакомая со всеми барменами в Бангкоке. Она, умевшая открывать пивную бутылку зубами. Как получилось, что она стала такой ручной, такой послушной, такой, э-э-э, английской? Мэдди внезапно осознала, что она накрепко связана с перспективой материнства. Решение мучившей ее проблемы пришло к ней в тот момент, когда она, положив ноги на стальные скобы, устремила взгляд на давно не крашенную лепнину георгианского потолка. Решение было таким же четким и ясным, как блеск металлических инструментов. Все встало на свои места. Решение было верным. Оно радовало. И пугало до смерти.

* * *

– Я собираюсь оставить ребенка. – Мэдди будто издалека слышала свой голос, чужой, как у чревовещателя.

– Что?! – Вопрос Алекса прозвучал, как пушечный выстрел.

– Я не могу сделать аборт. – Мэдди была счастлива, что у него есть мобильный телефон. У нее не хватило бы духа взглянуть ему в глаза. Не хватило бы смелости.

– Жди там, – выкрикнул Алекс. Алекс в дождевике – чтобы сливаться со стенами – на удивление быстро нашел второй вход в эту «неприступную» больницу.

– Моя сперма – это частная собственность. Ты ее украла!

Все, кто находился в приемной, тут же оживились и прислушались.

Лицо Мэдди, лишенное всякого выражения, стало белым, как подвенечное платье.

– Право собственности, – напомнила она ему, – составляет девять десятых законодательства.

Алекс схватил ее за руку и потащил в сторону.

– Ребенок значит для меня не больше, чем проба на спиртное.

Мэдди стряхнула его руку.

– Что же произошло со всей чепухой насчет того, что «любовь – это состояние милосердия»? Что же произошло с нашим «неотъемлемым правом на жизнь, свободу и счастье»?

– Если ты продолжишь, между нами все будет кончено. Ты больше меня не увидишь.

Приемная, казалось, затаила дыхание. Мэдди шагнула к выходу.

– Мэдди, я серьезно. Если ты выйдешь в эту дверь, мне придется отпустить тебя, – грустно сказал Алекс, будто обращаясь к цикаде, посаженной в обувную коробку.

Мэдди спустилась по лестнице и вышла на улицу. Алекс не последовал за ней из страха попасть в объективы видеокамер митингующих. Помогая себе локтями, Мэдди прорывалась сквозь шипящую толпу. «Противники абортов» пронзали ее взглядами, как таможенники, ищущие контрабанду, – виноватое выражение лица, вызывающая улыбка гигиеническая прокладка. Женщина в тенниске с надписью «Жизнь священна» плюнула в нее. Плевок попал на волосы. Холод безжалостно вгрызался в Мэдди. Она наблюдала за тем, как ее дыхание превращается в белое облачко.

Часть третья ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД

Переходный период

– Я еду домой. – В школе нас предупреждали о переходном периоде. О том периоде, когда женщина становится нелогичной, сдается. Со мной такого не случится, думала я в то время. Я известна своим здравомыслием и трезвым умом. Однажды я обезоружила вора. И уговорила самоубийцу не прыгать с моста. – Я сыта по горло. С меня хватит. Это предродовая депрессия. Первый случай в медицинской практике.

– Дыши, дыши, – приказывает акушерка.

Действие эпидуральной анестезии заканчивается. В спине появляется слабенький отзвук боли. Хотя к моим ногам вернулась чувствительность, они неподъемны. Время тянется медленно. Оно движется, как фрегат в арктических льдах.

– Холодно, – кричу я, – холодно. Иоланда тут как тут. Она натягивает на мои ледяные ноги фирменные полосатые носки клуба «Арсенал». Носки Алекса. Он надевал их, когда смотрел игру по «ящику». Это тоже очередная видимость – его любовь к футболу. Чтобы казаться человеком из народа.

– Она не дышит.

– Дыши, Мэдди. Дыши. Мы вынуждены ждать, когда закончится действие анестезии. Иначе придется накладывать щипцы.

– Она не слушает. Мэд-лин! Мы должны ждать, когда головка спустится в малый таз.