– Извини, первого меня не будет дома, я сама поеду к маме, у нас традиция собираться у нее всем вместе именно в этот день. Будут брат с женой и с детьми, папа приедет со своим сыном. Так что я не смогу не пойти туда, – сообщила она в трубку как можно более ровным голосом, а, нажав на отбой, разрыдалась. – «Да что за день такой в самом деле. Все рушится». – И словно подтверждая это, телефон зазвонил снова, теперь уже городской.
– Кис, прости, я не смогу встретить Новый год у тебя, – и это лучшая и самая близкая подруга, – мой вдруг решил прийти мириться, сама понимаешь, я использую эту возможность. Думаю, вам и без меня будет весело.
– Да, конечно, удачи тебе, – она повесила трубку и замерла у зеркала. – «Что и говорить, год заканчивался офигенно, а начаться готов был ещё лучше.
Одна, в пустой квартире, с кошкой.
Как встретишь, так и проведёшь… Вот так она и будет весь будущий год вдвоём с Маркизой.
А, собственно, чем плохо-то? Маркиза умница, все понимает, и уж точно любит её и никогда не предаст».
– Кис, кис, кис, – позвала она, – Маркиза, хорошая моя, иди сюда, – но никто не отозвался, да и на батарее кошки не было. – «Ладно, куда она денется, наверное, под диван заползла, – на своё любимое место», – подумала девушка и, подмигнув собственному отражению в зеркале, отправила на кухню.
– Маркиза, вредная девочка, не хочешь, не вылезай, но тогда тебе точно ни молочка, ни сметанки не обломится – один Вискас, даже колбаски не дам, – громко сказала она, доставая из холодильника салаты, тарелку с нарезкой и шампанское, – впрочем, вряд ли намереваясь привести угрозу в исполнение.
Где-то в районе половины двенадцатого она сидела за столом и провожала старый год. Шампанским. Сначала хотела налить себе чего-то другого, – жалко тратить на такой противный год, подстроивший ей под конец жуткую каверзу, вкуснейшее «Асти», но из спиртного дома нашёлся только коньяк, а понижать градус не годилось.
Речь президента закончена, бьют куранты. Она двенадцать раз чокается с бутылкой, отчего хрусталь звенит как-то странно, словно обиженно, потом практически залпом выпивает шампанское и со всего размаху бросает бокал об стену – на счастье.
После бутылки «Асти» двигаться было очень лениво, поэтому она решила, что уберёт все, как проснётся, и, сбросив с ног шпильки, которые все-таки надела, прошла в спальню. Платье растеклось по полу бледно-сиреневой лужицей, следом отправилось белье, и вот она уже лежит в постели, и шёлк простыней приятно холодит тело.
«Как там у Скарлетт?..», – я подумаю об этом завтра? – последняя связная мысль, а дальше – сон. Потрясающий, волшебный, головокружительный во всех смыслах – с ласками и поцелуями, с удивительным мужчиной в её постели, причём все настолько явно, что она даже чувствовала, как колет его лёгкая небритость подушечки пальцев, и ощущения ей безумно нравились.
Утро началось внезапно и очень шумно. Опять соседи «ковали чего-то железного», и эта музыка на весь подъезд про зелёные лосины. «Как же они её достали».
Лениво встала и потопала под душ, попутно оглядев мисочки на кухне. «Не тронуто. Странно. Неужели Маркиза так и не выползла из своего убежища?»
– Кис, кис, кис, хорошая моя девочка, вылезай, я соскучилась, – глас вопиющего в пустыне. Поиски тоже ни к чему не привели. Ни под кроватью, ни под диваном в гостиной, – Маркизы не было. «Странно. Не могла же она сквозь стену уйти. Дверь. Ну как же я не подумала, но Маркиза – кошка домашняя и редко выходит на улицу, тем более одна, не иначе – завершающая каверза уходящего года».
Накинув пальто, выскочила на улицу. У подъезда пусто и тихо. Звала, бегала по двору, забежала в «придворный», – Маркизы нигде не было, и никто её не видел.
Расстроенная, медленно поднималась по лестнице – год начался, как и кончился – сломался лифт. Шла, не поднимая головы и чуть не плача от обиды, поэтому практически налетела на спускавшегося сверху парня.
– Извини, – посторонилась, чтобы пропустить, и остановилась, как вкопанная, – из его полурасстёгнутой куртки выглядывала мордочка Маркизы. – Это моя кошка.
– Это моя Леди, – отрезал парень и продолжил спускаться.
– Вообще-то её зовут Маркиза, и она моя, могу доказать.
– Неужели? – в голосе парня – нескрываемый сарказм, а у неё – смутное ощущение дежавю – он ей определённо знаком – руки, голос, едва заметная щетина на подбородке и щеках.
– Определённо, – «он имеет наглость сомневаться?» – она делает шаг к незнакомцу.
– Тогда почему она чуть не замёрзла ночью на ступеньках подъезда? – парень поворачивается к ней лицом.
– Я… не закрыла дверь, убегая в магазин.
В ответ – удивлённо поднятая бровь.
И вдруг неожиданно для себя самой она начинает говорить – о вчерашнем дне, всех свалившихся неудачах, парне, который не может оторваться от маминой юбки, обо всем. Он молча слушает, склонив голову набок – даже стоя на ступеньку ниже, все равно оказавшись выше неё, – а Маркиза выпускает лапу и гладит её по руке, словно успокаивая или подтверждая.
Закончив рассказ, она замолкает на пару секунд, а потом добавляет: