Она видела, как я застыл, когда Нейт обратил на меня внимание. И поняла, что я снова стал испуганным школьником. И сделала то, что делала всегда. Она меня спасла.
Ее фальшивое падение в бассейн было стопроцентным способом привлечь всеобщее внимание, включая Нейта. Теперь она лежит промокшая насквозь, потому что хотела дать мне передышку, в которой я нуждался, чтобы снова обрести себя.
– Ты притопал сюда в своих корейских домашних тапочках? – спрашивает она.
Я смотрю на свои ноги.
– Эти шлепанцы не только для дома, – объясняю я.
– Но лучше носить их дома, – отвечает она.
Я улыбаюсь и качаю головой, как часто делаю, когда общаюсь с Ханной.
Я протягиваю руку, и она позволяет мне поднять ее на ноги.
На плече какого-то парня я вижу полотенце.
– Слушай, мы можем одолжить его? – спрашиваю я. Он кивает и отдает мне полотенце, а я заворачиваю в него Ханну. Мокрые волосы падают ей на лицо. Я надеваю ей на голову свою бейсболку задом наперед. И ради прикола пальцем касаюсь ее носа. Возможно, я перегибаю. Она может его откусить. Но она просто поджимает губы и пытается бросить на меня раздраженный взгляд. Однако не может скрыть блеск в глазах.
– Откуда это у тебя? – спрашиваю я, заметив на ее плече небольшой шрам около дюйма длиной. Не знаю, почему меня это удивляет. В детстве я знал о каждом шраме Ханны. Черт возьми, я, наверное, оказывался рядом каждый раз, когда ей было больно.
Мой палец медленно проводит по нему, словно пытаясь запомнить, каков он на ощупь. Кожа у нее нежная, как шелк.
– Меня поцарапала морская свинка, – говорит она, наблюдая, как я касаюсь ее шрама, а затем ловит мой взгляд. Боже, как приятно снова видеть доверие в ее глазах.
– Извини, что?
– У моего учителя английского языка была домашняя морская свинка. Я ей не понравилась.
Уголок моего рта приподнимается, и я качаю головой. Сценаристы, с которыми я работаю, вряд ли смогли бы придумать такой материал.
Громкий шепот за моей спиной вырывает нас из нашего микрокосма.
– Боже мой, неужели это он… – вздывает кто-то в толпе.
– Не может быть, ты… – раздается другой голос.
Я оглядываюсь через одно плечо, потом через другое, пытаясь понять, что происходит.
Не успел я опомниться, как меня окружают три девушки, одна касается моей руки, другая глядит на меня с открытым ртом. Подходят другие люди.
– Ким Джин Сок! Это же Ким Джин Сок!
Странно: здесь, где, как мне казалось, я в полной безопасности, да еще произнесенное этими ребятами мое имя звучит незнакомо. Мне требуется секунда, чтобы перезагрузиться. Мне никогда не приходило в голову, что кто-то в моем родном городе смотрит корейское шоу. Хотя удивительнее другое – меня не узнает никто из тех, с кем мы были знакомы в детстве.
Но точно так же, как Зимний солдат, запрограммировавший свою натренированную реакцию включаться, едва заслышав код, я, чуть сгорбившись, встаю в непринужденную позу а-ля «все круто». Качаю головой так, чтобы волосы упали на лицо, и озаряю их фирменной улыбкой Джина Сока. Мне не приходилось пользоваться ею уже пару недель. Такое ощущение, словно я у дантиста, и он так долго держал мой рот открытым, что кажется, будто он больше не мой. Как будто чей-то чужой рот занял его место на моем лице.
Ханна видит меня и морщит нос, словно понюхала что-то неприятное.
– О боже, это ты!
– Оппа, привет! – Надо же, даже американки меня так называют!
Взгляд Ханны перебегает от одной визжащей девчонки к другой. Меня поражает, что она, которая старательно избегала в детстве всяких корейских штучек, защитила себя от всего этого так надежно, что понятия не имеет, насколько известным стал Ким Джин Сок. Честно говоря, до сегодняшнего дня я тоже понятия не имел, что стал популярным и здесь. Фанаты в Корее – это я могу понять. Несколько фанатов в Европе и Канаде – ладно. Но в Сан-Диего, где я вырос, где был маленьким и больным ребенком, на меня вдруг смотрят так, будто перед ними Ким Тэхён или Пак Бо Гом.
– Привет, – говорю я, слегка наклонив голову. – Приятно познакомиться.
Все девушки заговаривают со мной одновременно. Я ничего не понимаю. Какая-то мешанина из слов и визгов. Поднимаю руку и машу им.
– Извините, я бы с удовольствием с вами поговорил, но мне пора везти Ханну домой. Ей нужно оправиться от травмы, она ведь чуть не погибла.
Все взгляды обращаются к ней. Воздух наполняет хоровое «да, пожалуйста, поправляйся, Ханна», «я так рада, что ты в порядке, Ханна» и «ты, наверное, так испугалась, Ханна». В перерыве кто-то шепчет: «Откуда ты знаешь Кима Джина Сока, Ханна?»
– Джин Сок оппа, аньон хасейо. – Ко мне подходит маленькая кореянка. Приложив руки к сердцу, она едва сдерживаеся, чтобы не броситься ко мне с объятиями. – Я Ли Су Ён. Я твоя очень большая фанатка. Да где же мой телефон, он мне так нужен! Моя семья ни за что в это не поверит. Ты тоже в Америке. – Она игриво хлопает меня по руке и склоняет голову к плечу, изображая застенчивость.
Ноздри Ханны раздуваются, в Су Ён летят стрелы гнева. Она явно недовольна.