Роджер Бэкон. Видение о чудодее, который наживал опыт, а проживал судьбу

Если созерцательный опыт Оксфордской школы и схоластическое умствование Альберта – Фомы наиболее ярко выражены в XIII столетии, то алхимическая герметическая традиция пронизывает все средневековье целиком: от неоплатоников александрийской эпохи до тайновидческих увлечений возрожденцев. При этом алхимия являет собой необычайное многообразие творческих эмоций, довольствуясь, как считают некоторые исследователи, «бедностью осознанных идей» (Аверинцев, 1972). Но вполне ли это так, соответствует ли это той исторической роли, которую суждено было сыграть алхимии в развитии культуры, в которой она жила – в культуре европейского средневековья (точнее, на периферии этой культуры)?

Пришло время выявить некоторые предметно-содержательные характеристики алхимии (Рабинович, 1979), включившейся всем своим более чем тысячелетним существованием в тот же самый спор: «Есть ли у крота глаза?» Не будь алхимии, слово схоластов и вещь оксфордцев так бы и не слились воедино.

Первое обращение к алхимии

Как же определяли алхимию те, кто был к ней причастен, и, в частности, Роджер Бэкон? Он говорит о собственном деле так: «Алхимия есть наука о том, как приготовить некий состав, или эликсир, который, если его прибавить к металлам неблагородным, превратит их в совершенные металлы… Алхимия есть непреложная наука, работающая над телами с помощью теории и опыта и стремящаяся путем естественных соединений превращать низшие из них в более высокие и более драгоценные видоизменения» (Чугаев, 1919, с. 32). Не замыкая столь почтенный род занятий рамками злато– и среброделия, Бэкон множит число объектов алхимии – это наука о том, как возникли вещи из элементов, и о всех неодушевленных вещах: об элементах и жидкостях, как простых, так равно и сложных, об обыкновенных и драгоценных камнях, о мраморе, о золоте и прочих металлах; о видах серы, солях и чернилах; о киновари, сурике и других красках; о маслах и горючих смолах, находимых в горах, и о бессчетных вещах, о коих ни словечка не сказано в Аристотелевых творениях (с. 33). Мир алхимиков – едва ли не вся природа. Металлургия и минералогия, петрография и ювелирное дело, изучение естественных смол и соков, техника крашения – материаловедение почти в современном объеме термина, а также бессчетные иные вещи, не снившиеся и всеведущему Аристотелю. Алхимия, согласно Бэкону, наука еще и о том, как возникли вещи из элементов. Правда, Бэкон обособляет практическую составляющую алхимии. Эта часть всеобщей науки «учит изготовлять благородные металлы и краски и кое-что другое с помощью искусства лучше и обильнее, чем с помощью природы» (с. 32). Именно эта алхимия «утверждает умозрительную алхимию, философию природы и медицину» (там же).

Сравним с мнением Альберта Великого – современника Роджера Бэкона: «Алхимия есть искусство, придуманное алхимиками. Имя ее произведено от греческого archymo. С ее помощью включенные в минералы металлы, пораженные порчей, возрождаются – несовершенные становятся совершенными» (Albertus Magnus, 1958, c. 7). Порча, болезнь, которую нужно лечить. Алхимическое искусство сближено с искусством врачевания. Неспроста синоним философского камня – медикамент.