Рог Роланда и меч Гильома

— Да хранит тебя, король, твой всесильный Бог! Мой владыка велел сказать, что возжаждал он спасения души и понял, как благ и чист ваш закон. Царь Марсилий шлет тебе свои дары: медведей и львов, борзых псов и верблюдов, да десять сотен линялых соколов. Шлет он тебе арабского золота, чтобы смог ты расплатиться со своими наемниками. Вволю ты уже навоевался в наших землях, великий Карл. Пора тебе возвращаться в Ахен. А мой господин придет туда вслед за тобой, чтобы самому принять святой закон Христа.

Задумался король Карл.

— Так ли это? — спросил он наконец. — Ваш Марсилий — мой заклятый враг. Кто будет мне порукой, что вы не лжете?

— Заложники! — гордо ответил мавр. — Десяток-два заложников, сколько скажешь. Самых знатных сыновей отправим к тебе. Я первый пошлю своего сына. А когда вернетесь вы назад, явится к тебе в Михайлов день мой повелитель, и в тех ключах, что создал вам Господь, в теплых и чистых ахенских ключах крестится и он, и тысяча самых знатных его вассалов!

— Дай Бог ему спастись! — воскликнул король.

На следующее утро, пока сарацинские послы еще отдыхали в своем шатре, созвал Карл совет. Явились к нему отважные и мудрые рыцари: герой Ожье и нормандский герцог Ришар; архиепископ Турпен, лихой воин и набожный правитель; гасконский вождь Аселен и храбрый Тибо из Реймса; пришел граф Роланд, и знатный Оливье, и смельчак Эмери Нарбоннский; пришел и отчим Роланда Ганелон, который вскоре всех предал. Но видно в недобрый час сошлись они на совет, потому что принес он франкам многие беды.

— Марсилий Сарагосский прислал к нам послов, — сказал император, — и сулит мне несметные богатства: борзых псов и верблюдов, львов и медведей, десять сотен линялых соколов и столько золотой казны, что я смогу расплатиться со всеми своими воинами. Однако просит взамен басурманин, чтобы ушли мы отсюда домой. Он клянется прибыть в Ахен и принять там святое крещение. Однако я в великом сомнении: можно ли доверять коварному мавру?

Тут поднялся с места Роланд и потребовал не верить сарацинам.

— Марсилий-язычник известен своим коварством, — сказал он королю, — и всегда был хитрым изменником. Вспомните: он уже присылал к нам однажды своих послов. Несли они такие же масличные ветви, такие же слова говорили, так же клялись в мире и верности. Вспомните, государь: точно так же просили вы у нас совета, и мы, безумцы, поверили их льстивым речам. Вспомните наших славных графов, Базана и Базилия, которых вы послали к поганым нехристям, а Марсилий казнил обоих у Антильских гор. Нет, государь, громите арабов, как прежде, бейте их без пощады, ведите к Сарагосе грозную рать. Пусть всю оставшуюся жизнь проведем мы в осаде этой крепости, но зато отомстим злодею за смерть посланцев!

Поник великий император челом, теребит усы, мнет свою седую бороду, не спешит отвечать племяннику.

Тогда поднялся со своего места граф Ганелон, выступил вперед перед Карлом и сказал ему смело и кичливо:

— Нелепо, государь, слушать тех, кто обуян гордыней, — будь то я или кто другой. Тому внимайте, кто даст мудрый совет всем во благо. Царь Марсилий готов заключить с нами мир, желает стать вашим вассалом, готов, как слуга из рук сеньора, получить от вас во владение испанские земли, перейти в нашу веру и стать добрым христианином. А кто не хочет слушать его мольбы и склоняет вас к отказу, тому не жалко ни наших жизней, ни франкской крови. Подобные речи внушены тщеславием, не им должно внимать, но советам мудрости!

Тогда поднялся престарелый боец, самый славный из баронов великого Карла Немон Баварский.

— Вот разумный совет, государь, — молвил он королю. — Не след отвергать просьбу побежденного. Молит Марсилий о пощаде, и великим грехом будет отвергнуть его мольбы. К тому же он готов прислать знатных заложников — не это ли повод, чтобы окончить долгую войну?

— Верно! Прав герцог! — вскричали франки.

Согласился с ним и Карл. Стали думать французы, кого послать в посольство в Сарагосу.

— Вручите мне, государь, свой жезл и перчатку, — вновь сказал Немон Баварский, — и я охотно отвезу ваше посланье царю Марсилию.

— Извольте сесть, герцог, — ответил король. — Клянусь бородой, вы самый умный из моих советников, негоже отпускать вас так далеко. Нет, не вы поедете в Сарагосу!

— Тогда я поеду! — воскликнул Роланд.

— Не бывать этому, — возразил Оливье. — Вы слишком, сударь, круты. Не ровен час, еще затеете ссору. Если королю угодно, лучше я отправлюсь к сарацинам.

— Молчите оба! — приказал король. — Клянусь бородой, ни один из моих пэров не будет избран в посольство.

Тогда встал с места архиепископ Турпен из Реймса:

— И впрямь, нельзя к поганым слать наших самых славных рыцарей. Мы семь лет уже бродим по Испании, из конца в конец исходили этот край, множество бедствий претерпели и горя хлебнули. Государь, дайте отдохнуть вашим воинам, а перчатку и жезл передайте мне: я сам доставлю ваш ответ язычникам.

— Садитесь на ковер и извольте молчать! — разгневался король.

Стали думать бароны, кого же все-таки послать послом к Марсилию.

— Пусть едет мой отчим, — сказал наконец Роланд, — пусть едет граф Ганелон.