Рога

Иг беспомощно смотрел на Меррин, желая, чтобы она поняла, но она ничего не понимала, и тогда он сказал:

– Он хотел держать его у себя, чтобы иметь повод с тобой познакомиться.

На секунду глаза Меррин затуманились непониманием, а затем прояснились: она не улыбалась.

– Ты думаешь, ты обменял… – начала она и резко остановилась. Через секунду она начала снова, глядя на него с леденящим спокойствием: – Ты думаешь, Иг, что обменял эту штуку на меня? Вот так ты себе это представляешь? Если бы Ли вернул этот крестик мне, а не тебе, мы с ним были бы… – Эту фразу она тоже не продолжила, потому что, продолжая, была бы вынуждена признать, что они с Игом теперь вместе; нечто такое, что они оба понимали, но не решались сказать вслух. Тогда она начала в третий раз: – Иг, я оставила его специально для тебя.

– Ты оставила его… почему?

– Я изнывала. Изнывала от тоски. Я сидела и представляла себе, как еще сотни раз буду так же сидеть в этой церкви на солнце, умирая воскресенье за воскресеньем, а тем временем отец Моулд будет балаболить про мои грехи. Мне нужно было что-нибудь такое, чего я могла бы ждать. Какая-нибудь причина, чтобы находиться здесь. Мне не хотелось слушать, как какой-то мужик говорит о грехах. Я хотела что-нибудь сделать сама. А затем я увидела тебя, сидевшего, как маленький ханжа, жадно внимавшего каждому слову, словно это было очень интересно. И я поняла, Иг, я тут же поняла, что игра с головой такого раздолбая обеспечит мне много часов развлечения.

Но так уж случилось, что в конце концов Иг отправился к Ли Турно один. Когда Меррин и Иг пошли назад к коммунальному центру, чтобы собрать коробки от пиццы и пустые бутылки, раздался раскат грома, продолжавшийся не меньше десяти секунд, низкое постоянное ворчание, которое не столько слышалось, сколько ощущалось. От него все кости в Иговом теле задрожали, как камертон. Через пять минут дождь уже барабанил по крыше настолько громко, что, дабы быть услышанным, Игу приходилось кричать Меррин, хотя та стояла рядом. Стало темно, ливень хлестал с такой силой, что из открытых дверей не было видно тротуара. Они было думали доехать до Ли на велосипедах, но приехал отец Меррин, чтобы отвезти ее домой в своем фургоне, так что не представилось возможности идти вместе куда бы то ни было.

Терри получил водительские права за два дня до этого, пройдя экзамен с первой же попытки, и на следующий день отвез Ига к Ли Турно. Ветер поломал много деревьев и повырывал из земли телефонные столбы, Терри приходилось осторожно вести «Ягуар» среди сломанных веток и сорванных с места почтовых ящиков. Казалось, произошел какой-то мощный подземный взрыв, сотрясший Гидеон и оставивший его в состоянии полного разрушения.

Район Хармон-Гейтс представлял собою путаницу пригородных улочек, домов, окрашенных в лимонный цвет, с пристроенными гаражами на две машины; кое-где поблескивали плавательные бассейны. Мать Ли, медсестра, женщина лет сорока с лишним, находилась во дворе их дома в стиле королевы Анны, скидывая сломанные ветки со своего припаркованного «Кадиллака»; ее губы были раздраженно поджаты. Терри высадил Ига, сказав ему позвонить домой, если захочет, чтобы его забрали.

У Ли была большая комната в чистенько отремонтированном подвале. Его мать проводила Ига по коридору и открыла дверь в пещерную мглу, где единственным светом было голубое мерцание телевизора.

– К тебе гость, – сказала она довольно сухо и безжизненно.

Пропустив Ига вперед, она прикрыла за ним дверь, так что они с Ли остались в одиночестве. Ли был голым до пояса и сидел на краю кровати, крепко вцепившись в ее раму. По телевизору снова шел «Бенсон»[20], впрочем, Ли полностью вырубил звук, так что телевизор был просто источником света и движущихся картинок. Повязка, прикрывавшая его левый глаз, была многократно накручена ему на голову и маскировала значительную ее часть. Шторы были опущены. Ли не смотрел ни на Ига, ни на телевизор, его взгляд был направлен вниз.

– Темно у тебя здесь, – сказал Иг.

– От света у меня болит голова, – ответил Ли.

– Как твой глаз?

– Они еще не знают.

– А есть хоть какой-нибудь шанс…

– Они думают, что я не совсем перестану им видеть.

– Это хорошо.

Ли сидел и молчал. Иг ждал.

– Ты все уже знаешь?

– Для меня это неважно, – сказал Иг. – Ты вытащил меня из реки, и это все, что мне нужно знать.

Иг даже не догадывался, что Ли плачет, пока тот не издал болезненный звук. Он плакал, как человек, претерпевающий небольшой акт садизма, вроде сигареты, потушенной о руку. Иг подошел к нему на шаг ближе и споткнулся о стопку компакт-дисков, тех самых, которые он ему давал.

– Ты хочешь их назад? – спросил Ли.

– Нет.

– А что же тогда? Ты хочешь свои деньги? У меня их нет.

– Какие деньги?

– За журналы, которые я тебе продал. Те, которые я украл. – Последнее слово он произнес почти с горделивой горечью.

– Нет.

– Так почему же ты пришел?

– Потому что мы друзья.

Иг сделал еще шаг к Ли и тихо заплакал. Ли плакал кровью. Она насквозь пропитала повязку и стекала по левой щеке. Ли рассеянно тронул свое лицо, его пальцы стали красными.