Рога

Иг встал, нашарил свой бумажник, положил на стол две двадцатки и направился к двери. Его охватило ощущение собственной правоты. Оставь ее здесь, думал он. Сидя напротив Меррин, он хотел вырвать из нее все секреты и параллельно доставить ей как можно больше неприятных ощущений. Но теперь, когда ее не было видно и он мог свободно вздохнуть, он чувствовал, что было бы огромной ошибкой предоставить ей новые возможности оправдать ее поступок. Он не хотел и дальше здесь околачиваться, давая ей шанс разбавить его жгучую ненависть слезами, новыми разговорами о том, как она его любит. Он не хотел ничего понимать, не хотел испытывать сочувствие.

Скоро она вернется и застанет столик пустым. Его отсутствие скажет ей больше, чем мог он надеяться выразить словами, если бы остался. И неважно, что он на машине и должен вроде бы отвезти ее домой. Она уже большая, может взять такси. Не в этом ли главный смысл ее траханья с кем-то другим, пока он в Англии? Доказать, что она взрослая?

Иг в жизни своей еще не был так уверен, что поступает правильно, и, подходя к двери, услышал нечто вроде аплодисментов, топанье ног и хлопки ладонями, звучавшие все громче и громче, пока он наконец не открыл дверь и не увидел хлещущий с неба ливень.

К тому времени как Иг добежал до машины, его одежда была хоть выжимай. Он подал машину назад даже прежде, чем включил фары. Он включил «дворники» на максимальную скорость, и они стали бороться с дождем, но вода все бежала потоком по ветровому стеклу, искажая контуры предметов. Он услышал треск, обернулся и увидел, что въехал в телефонный столб. Он не стал выходить, чтобы взглянуть на повреждения, такая мысль даже не пришла ему в голову. Зато перед поворотом на шоссе он посмотрел в боковое окошко и сквозь струи воды, текущие по стеклу, увидел Меррин, стоявшую футах в десяти, крепко обхватив себя за плечи, чтобы меньше мокнуть. Ее волосы свисали мокрыми тесемками. Она проводила его жалкими глазами, но не подала никакого знака, чтобы он остановился, вернулся, подождал. Иг поддал газу и уехал.

За окном мелькал мир, импрессионистская вакханалия зеленой и черной красок. Ранним вечером температура поднялась до девяноста восьми градусов, чуть-чуть не доходя до трехзначных чисел. Кондиционер был врублен на полную с самого утра до настоящего момента. Иг сидел в потоке холодного воздуха, смутно сознавая, что уже дрожит в своей мокрой одежде.

Его чувства менялись толчками, на выдохе он ее ненавидел и хотел ей это сказать и взглянуть при этом на ее лицо. На вдохе он ощущал болезненный укол совести, что вот так уехал и оставил ее под дождем, и ему хотелось вернуться и спокойно сказать, чтобы садилась в машину. В его мыслях она так и стояла там под дождем, стояла и ждала его. Он взглянул в зеркало заднего вида, словно мог там что-то увидеть, но, конечно, «Бездна» уже осталась далеко позади. Вместо этого он увидел, что за ним увязались полицейские – черная патрульная машина с длинной мигалкой на крыше.

Взглянув на спидометр, Иг обнаружил, что делает почти шестьдесят там, где разрешено только сорок. К этому моменту его бедра дрожали уже с почти болезненной силой. Он скинул газ, ощущая глухие удары пульса, а когда увидел справа от шоссе закрытую и заколоченную досками пончиковую «Данкин», свернул прямо к ней. «Гремлин» все еще ехал слишком быстро, и его покрышки вспороли землю, разбрасывая в сторону камешки. Посмотрев в боковое зеркальце, он увидел проехавшую мимо патрульную машину. Только никакая это не была патрульная машина, а просто черный «Понтиак» с багажником на крыше.

Дрожа всем телом, он сидел за баранкой и ждал, пока сердцебиение ослабнет. Через некоторое время он решил, что не стоило бы, наверно, ехать в такую погоду, да еще в таком пьяном состоянии. Лучше подождать, пока дождь прекратится, тот уже ослабел. Его следующей мыслью было, что Меррин может позвонить ему домой, проверить, хорошо ли он доехал, и будет просто-таки здорово, если мама ответит: «Нет, Меррин, он еще не приехал. У вас там все в порядке?»

Затем он вспомнил про свой мобильник. Меррин, наверное, сперва позвонит ему. Иг вынул мобильник из кармана, выключил его и бросил на пассажирское сиденье. Он не сомневался, что Меррин позвонит, и мысль, что она решит, будто с ним что-то случилось – какая-нибудь авария или что он специально врезался в дерево, – доставляла ему удовольствие.

Теперь нужно было перестать дрожать. Иг откинул сиденье, выключил мотор, достал ветровку и накрыл себе ноги. Он слушал, как дождь все тише и тише стучит по крыше «Гремлина», сила капель почти уже иссякла.

Он закрыл глаза, расслабившись под глухой стук дождя, и больше их не открывал до семи утра, когда между деревьями стало пробиваться солнце.