Рогатый папа

Ксюша виновато потупилась, а затем прошептала так, чтобы слышала только я:

– Ой, извини… Но я же говорила, он все поймет, и вы помиритесь. Помнишь?

– Светлане Любимовой, – громко произнес курьер, вчитываясь в карточку, прикрепленную к цветам. – Она здесь?

Все тут же повернулись к зардевшейся Светке, побежавшей принимать букет, и наконец забыли обо мне.

– Пойду в раздевалку, переоденусь и вернусь, – пояснила я Ксюше, отставляя фужер в сторону.

На выходе улыбнулась Светке, показав большой палец. Вокруг подруги уже собралось несколько девушек, желавших узнать имя таинственного дарителя.

– Это тебе случайно не Герман Игнатьевич прислал? – донеслось до меня уже в коридоре. – А то после Эльтовой его еще ни с кем не видели. Признавайся давай, Любимова…

Окончание фразы потонуло в общем хохоте.

Я невольно замедлила шаг, как молнией поражённая этой мыслью.

Светка встречается с Германом? И именно он сейчас и прислал ей букет? Да ну… быть не может! Или может?..

В ушах зазвучал ее чуть визгливый высокий голос:

«…Это было полгода назад. Может, больше. Один-единственный раз…»

Чему я могу удивляться, если они уже спали?

Но… сейчас бы Света не стала? Разве нет?

«Если она не с Нагицким, то почему до сих пор так и не сказала, что это за богатый и красивый ухажер у нее появился?»

Притормозила, справляясь с внезапным приступом тошноты.

Вдобавок ко всему, в последние дни у меня начался токсикоз, по утрам аппетит пропадал совсем. Днем я старалась перекусывать фруктами, от них тошнота была минимальной.

Положила руку на живот. Он еще не был особо заметен, но от любимых джинсов, несмотря на то, что я практически ничего не ела, уже пришлось отказаться – мне показалось, что они начали давить. Да и балетмейстер пару дней назад намекнул, что мне неплохо бы задуматься о поддержании фигуры.

После фестиваля держать беременность в секрете и вовсе станет невозможным.

Я живо представила себе новую волну сплетен, которая разнесется по театру, когда о моих детях станет известно. Взгляды – то насмешливые, то сочувственные. И постоянные интрижки Германа, которые буду видеть уже я.

Так может, лучше вообще уйти из театра? Постараться хорошо показать себя в «Спартаке», познакомиться с другими коллективами и уехать из этого города с теми, кто согласится дать мне место.

Эти мысли давили, угнетали. Я дошла почти до самой раздевалки и прижалась лбом к стене.

«Это тебе случайно не Герман Игнатьевич прислал?... Признавайся давай, Любимова…»

Я же сама от него отказалась. Сама предложила поставить точку. Он предатель, манипулятор, да еще и не человек, к тому же. Чего же я удивляюсь тому, что стоило нам расстаться, как он нашел себе новую игрушку?

Неожиданный спазм заставил меня согнуться чуть ли не пополам. Я прижала руки ко рту, стараясь сдержать порыв.

Кто-то встал сзади, положив руку на плечо, и осторожно помог подняться.

В первое мгновение перед глазами потемнело. И я не сразу смогла понять, кто это заботливо убирает выбившуюся из моей причёски прядь за ухо.

– Герман… – я попыталась отступить, но позади была стена.

Сосредоточенный, собранный, рассматривал меня как редкий и дорогой экспонат. Словно приценивался – во сколько же обойдется?

По телу пробежали мурашки от внезапной близости и запаха его духов.

Вот только уже через несколько секунд после этого я снова судорожно прижала ладони ко рту, чтобы переждать очередной спазм.

– Идем со мной, – строго произнес Нагицкий, подхватывая меня под локоть.

Мимо раздевалки и кабинета постановщика он утянул меня в дальний кабинет, где раньше сидела бухгалтерия, пока ее не перевели в отдельное здание.

Щелчок замка. И вот мы снова наедине.

Я остановилась около стола, стоящего посередине комнаты, и оперлась на него, часто дыша. Спустя пару минут желудок прекратил бастовать, и тошнить почти перестало.

– Ты в курсе, что беременным не рекомендуют употреблять алкоголь? – почти прошипел он, брезгливо указывая на мою грудь. Из-за шампанского одежда промокла и стала практически просвечивать.

– Я не пила, – покачала головой, отчаянно краснея и скрещивая руки перед собой, чтобы хоть как-то закрыться. – Зачем ты меня сюда привел? От твоего парфюма меня тошнит.

Я надеялась, это прозвучит как констатация факта, а не как оскорбление, но судя по тому, как прищурился Герман, его задело.

Хотя мне какое до этого дело?

– Ты говорила о своем недомогании врачу, который ведет у тебя беременность?

Я поджала губы. Вот именно из-за такой его реакции я и опасалась откровенничать с кем бы то ни было. В последнюю беседу с врачом мы обсуждали токсикоз, и в качестве метода лечения мне предложили лечь в стационар. Пришлось сказать, что все не настолько плохо и я вполне справляюсь. Ложиться сейчас в больницу я хотела меньше всего. Тем более, угрозы для детей не было, а я сама решила, что как-нибудь справлюсь.

Он сделал еще пару шагов ко мне, протягивая руки.

Его длинные пальцы легли мне на талию. На мгновение прикрыла глаза, позволяя себе представить, что все по-прежнему. Что не существует никаких потусторонних существ, и все просто и понятно.