Рой

— Госпоже ведьме больше не наливать! — громоподобно прошептал Олуп девке с кувшином.

Я раздражённо сбросила дайнову руку и, чтобы скрыть смущение, положила в миску немного салата, безо всякого аппетита ковыряясь в нём ложкой.

— Во па-а-але пшеничка стоя-а-ала! — тем временем продолжал Дупп, осовело таращась на бесхозную ниву у леса и сам себе дирижируя куриной костью, — ой, да ка-а-аласистая стоя-а-ала!

Пшеничке от его кошачьего фальцета полагалось полечь на корню. К счастью, очередной кубок медовухи уложил самого дайна — Дупп битой тушкой сполз с лавки и с блаженной улыбкой растянулся под столом, вместо подушки обеими руками обхватив мой сапог.

Свадьба окончилась далеко за полночь. Объевшиеся и опившиеся гости постепенно разбредались по домам, обещая вернуться на рассвете. Не без труда стряхнув дайна с сапога, я вместе с немногочисленными уцелевшими гостями отправилась провожать молодых на сеновал. Жених честно попытался перенести невесту через порог — обхватил её за пояс, расставил ноги и поднатужился, постепенно заливаясь краской. Она жеманно захихикала, но от земли не оторвалась. Я пришла бедняге на помощь и приподнятая магией Паратя величаво проплыла в дом. Дверь захлопнулась, гости ещё немного пошумели у крыльца, выкрикивая советы молодому, потом выпили на посошок и разошлись. Не все — на столе сладко храпела сваха, из-под скатерти до половины торчали сапоги дайна, а чуть поодаль улизнувшая из конюшни Смолка неспешно лакомилась свадебным пирогом, дележ которого перенесли на завтрашнее утро. Я мысленно застонала — кобыла успела обгрызть многострадальный каравай по кругу и облизать крем с макушки. Завидев меня, грозную, Смолка малодушно поджала хвост и ускакала в темноту. Искать чёрную кобылу в потемках не имело смысла, и я, махнув рукой на каравай (он принял прежний вид, но кушать его я бы всё-таки не советовала), решила наведаться в гости к пчёлкам.

Сад был небольшой, яблонь двадцать. Под каждой стоял улей — выдолбленная колода в соломенной шапке. Там-сям темнели кусты крыжовника. С трёх сторон щерился кольями плетёный забор, четвёртая открывалась длинным полем, щедро унавоженным к зиме. Я с опаской побродила между ульями, но всё было тихо. Пчёлы мирно почивали, выставив стражу у летков. Самые обычные, рыжие и мохнатые пчёлы. Разочарованная, я уже собиралась уходить, но решила немного подышать свежим воздухом — после застолья меня слегка водило из стороны в сторону, и я боялась окончательно разомлеть в духоте натопленной избы. Усевшись на траве возле задней стенки улья, я подобрала сочную паданку, потёрла о рукав куртки и с удовольствием ею захрупала. Ночь выдалась ясная, безветренная. Я умиротворенно любовалась яркими звёздами и с тем же благодушием засмотрелась на медведя, сноровисто перелезающего через забор. Медведя?! Опомнившись, я подавилась яблоком, беззвучно разевая рот и хлопая себя по груди.

Ничего не подозревающий зверь спрыгнул на землю, осмотрелся и на задних лапах потопал к ульям. Высокий и тощий, он держался по-человечески прямо, негромко насвистывая себе под нос. Онемев, я глядела, как он поочерёдно обходит колоды, прикладывает к ним ухо, осторожно постукивает по стенке когтистой лапой, приподнимает, опускает и переходит к следующему, то и дело поддергивая шкуру на поясе, как спадающие штаны. Меня он не заметил, а вот улей, за которым я пряталась, приглянулся ему больше других. Довольно рыкнув, медведь облапил колоду, с натугой приподнял и прижал к мохнатой груди.

Поддавшись внезапному и, скорее всего, хмельному порыву, я вскочила и ухватилась за улей с другой стороны. Медведь пошатнулся от неожиданности, но лап не разжал.

— Пусти! — глухо взревел он сквозь плотно стиснутые клыки с вываленным языком.

Я чуть не выронила улей, но быстро опомнилась и вцепилась пуще прежнего.

— Лапы прочь от частной собственности, пчелокрад!

— Жадина, — рявкнул медведь, упираясь задними лапами, — на кой он тебе сдался? Выбери любой другой!

— Я не воровка! — возмутилась я, наугад пиная ногой под улей. Медведь пошатнулся, но устоял.

— Ври больше!

Но тут пчёлам надоело бесцельно трястись в колоде и они решили внести посильную лепту в делёж улья. Подбадривая себя громким жужжанием, они высыпали из летка с безрассудной отвагой защитников осаждённой крепости.

Неожиданная атака застала нас врасплох. В темноте пчёлы и впрямь ничего не видели. Они кусались на ощупь.

Непотребно ругаясь, мы с медведем бросили улей и кинулись наутёк. Поскольку выход был один — через калитку — к ней мы и устремились, пыхтя бок о бок. Медведь галантно приотстал, пропуская меня вперёд. Лобастая звериная башка отвалилась и повисла у него за плечами, сменившись тёмноволосой макушкой.

Пчелы не отважились на длительную ночную вылазку и, язвительно пожужжав нам в тыл, отстали у обмолоченных снопов за амбаром.