Он отступил назад, посторонился, пропуская человекомутантов. Оружия при них не было — никакого.
Меркурьев и Подольский шли спокойно, не спеша — словно на прогулке были. В полной тишине, под наблюдением враждебных окон они пересекли двор, подошли к двери и негромко постучали.
Лязгнул мощный засов, дверь приоткрылась. Знакомая физиономия сталкера уставилась на них, цепкие глаза внимательно осмотрели с ног до головы, после чего их пропустили внутрь. Попросили подождать в предбаннике на первом этаже.
Вскоре к ним спустился не кто иной, как Болек собственной персоной. Его подручного, как и Романа, нигде не было видно. Старший гэбэшник покачал головой:
— Сожалею, что дошло до стычки. Но сами понимаете — люди здесь дикие, буйные. Что касается Романа… — он поджал губы, — Роман отстранен от командования сталкерами. Теперь все дела будете вести со мной.
Проводник какое-то время пристально смотрел на агента, потом решительно произнес:
— Дело у нас одно: установить убийцу и покарать его. — И, не дав собеседнику возможности оправдаться, продолжил в том же тоне: — Нам по барабану все ваши конторские заморочки. И лично мы, мутанты, ни в какой суд и прокуратуру не верим и не пойдем. Сами доведем дело до конца. Или вы идете на сотрудничество с нами, или лишаетесь нашей помощи. Но тогда хрен вам, а не контакт с Роем!
Болек нахмурился, помолчал, переваривая услышанное, потом кивнул:
— Согласен. Что конкретно вы предлагаете?
Проводник переглянулся с приятелем, тот едва заметно кивнул. И тогда Алексей сказал:
— В общем так, раскрою наши карты. Про меня вы уже многое знаете. А вот он, — кивок в сторону Подольского, — может читать все ваши мысли. И прочитал. Всех, кроме вас троих — тебя, твоего мальчика на побегушках и Романа. Умелые вы ребята, умеете кучкой навоза прикинуться. Так не пойдет…
Он замолчал и исподлобья глянул на агента. Тот пожевал губами, подумал и решительно тряхнул головой:
— Ладно. Я сейчас сделаю то, чего никогда в жизни не делал. И, наверное, и впредь не сделаю. А вам… так уж и быть — дарю. — И он открылся.
Валера подался вперед, впился взглядом в Болека, начал сканировать раскрывшийся кладезь информации. Словно поток хлынул в его сознание, под его напором он даже покачнулся, сделал шаг назад, но устоял, напрягся. И поглощал, поглощал — все больше и больше сведений. И когда выпил досуха, без остатка содержимое головы старшего агента, разом расслабился, точно шарик сдулся. Только и промолвил:
— Ох ты ж, ёкарный бабай! Ну и дела…
Болек отступил, потряс головой, проясняя сознание, потом хрипло сказал:
— Блин, как будто хватанул лишнего! — Посмотрел на Валеру и строго произнес: — Капитан Подольский, надеюсь, вы понимаете, что эти сведения никто, кроме вас, не должен знать?!.
Мутант, все еще под впечатлением открывшегося ему, лишь ухмыльнулся:
— Узнает только тот, кому необходимо, — с этими словами он бросил короткий взгляд в сторону Проводника.
— Ну-ну, — сухо ответил агент, — раз так, то пусть и уважаемый Алексей Владимирович тоже будет в курсе. Все равно без вас обоих никуда — вы же два ферзя здесь.
Проводник все понял и протянул Болеку руку:
— Благодарствую! А теперь нам с капитаном нужно кое-что обсудить. Вскоре мы свяжемся с вами. Да, и приглядывайте за обоими вашими спутниками.
ГЛАВА 18
Меркурьев с Подольским уединились у себя.
— Да уж, — сказал Валера, — думал я, что все в этой жизни повидал, а тут такое… Нет предела совершенству, точно сказал кто-то.
И он, как смог, описал собрату-мутанту картину тайной политики, показанную Болеком. И Безымянных, и незримых Братьев высшего уровня, среди которых началась смертельная вражда… Валера не столько увидел их всех — слово «увидел» было бы неуместным здесь, — сколько прочувствовал самым нутром души смертный вкус этой вражды, весь ее ужас, беспросветно мертвый холод и адское пламя, чего вместе быть не может. А оно есть.
Капитан спецназа не мастак был говорить. И силился передать, как мог:
— Я, Леха… Ну, это такое… Самое гнилое здесь, что эти рожи, — а я это понял до крайней точки! — на все готовы ради власти. Чтобы они наверху, а все под ними. Понимаешь? И ни хрена больше знать не хотят! И всех, весь мир сдадут Рою, лишь бы самим владеть. Ни жалости, ни совести, ничего. Только — я. Я так хочу — и все! А люди, женщины, дети… на все насрать! На всех! — Он сокрушенно покачал головой: — Нет, Леха, догадывался я, что там сволочь, но чтобы такая…
Помолчали. Затем Алексей сказал:
— Ладно, Валера. Горькая правда — это, знаешь, тоже лекарство. А у нас, по крайней мере, круг сузился. Теперь мы точно знаем, что Болек чист. Значит, либо Роман, либо Лелек… Этот, правда, человек Болека, но черт его знает. Гарантий нет…
…Верно, гарантий нет. Не было их и у Болека.
Он нетерпеливо ходил из угла в угол комнаты, думая, думая и думая.