— Я еще приду, — говорит Далила.
Мы выходим из палаты Брукса в пустое фойе, где по телевизору идет телешоу «Цена удачи» в беззвучном режиме, но с субтитрами. Ассортимент ярких журналов «Хайлайтс»
Хейвен не более чем через две секунды обнаруживает детский уголок. Она быстро слезает вниз по моей ноге и делает безумный рывок.
— Видимо, игрушки намного веселее, чем две самые крутые тетки в мире, — говорит Далила с улыбкой.
— Когда-нибудь она пересмотрит свои приоритеты.
Мы занимаем места рядом с Хейвен. Я уверена, что мы смотримся смешно, сидя на этих крошечных стульях, но вокруг нас никого нет, чтобы увидеть это, так что это не имеет значения. Коробка сломанных карандашей и небольшая стопка раскрасок сделали свое дело.
— Хочешь? — Далила протягивает одну мне.
Я киваю.
— Ммм, да.
Хейвен играет с двумя куклами «Барби» и кучей крошечных машинок, а мы раскрашиваем.
— Я знаю, что ты, вероятно, устала от вопросов, но...
Я поднимаю руку.
— Я в порядке, Далила. Я дам вам знать, если мне что-нибудь понадобится. Мы можем поговорить о чем-то другом, кроме Брукса? Если мне и нужно что-то прямо сейчас, так это перерыв от разговоров о Бруксе.
— Хорошо, — она хватает желтый карандаш и раскрашивает хвост трицератопса.
— Динозавры не желтые, — Хейвен кладет свою пухлую ручку ей на бедро, и у нее появляется морщинка на лбу.
— Каким цветом ты хочешь, чтобы я его разукрасила? — моя сестра кладет карандаш обратно в коробку.
— Голубым, — говорит Хейвен. — Как твои глаза.
— И как твои глаза, — говорю я.
— И твои тоже, тетя Деми, — смеется Хейвен. — У всех нас одинаковые глаза.
— Так и есть, — говорю я.
Далила ищет наиболее подходящий карандаш с нужным оттенком бледно-голубого цвета, но вместо него вытаскивает фиолетово-голубой карандаш.
— Достаточно близко, — говорит она, пробуя карандаш на бумаге.
— Как учеба?
— Разговор о раздражающей теме, — смеется она. — Люди считают, что если ты находишься в колледже, то это единственное, что происходит в твоей жизни.
— Ты в аспирантуре. Предполагаю, что это занимает большую часть твоего времени. Так же знаю, что в последнее время от тебя нет никаких известий.
— Оу, ты хочешь, чтобы я почувствовала вину? Потому что я отчетливо помню твои дни в Харгроу, когда неделями от тебя не приходили сообщения, — усмехается Далила. — Ты тогда была дикой.
Я приподнимаю брови, молча умоляя ее не упоминать этого.
— По крайней мере, пока Брукс не появился, — бормочет она. Она поднимает взгляд на меня. — Сожалею. Я забыла. Никакого Брукса.
Я благодарю ее натянутой чопорной улыбкой, и она смеется. В такие маленькие, приземленные моменты легко забыть, какой хаос происходит за пределами этой небольшой зоны ожидания.
— Ройал приходил? — сестра перестает рисовать и бросает на меня взгляд через крошечный стол.
Хейвен спрыгивает со стула и хватает куклу. Ее явно не заботит отсутствие у той глаза, потому что она обнимает ее руками и целует в щеку. Предполагаю, именно это ты делаешь, когда кого-то любишь — принимаешь решение не замечать его недостатков. Понятно, почему все говорят, что любовь слепа.
Должно быть, я любила Брукса достаточно сильно, раз была слепа, что не замечала его действий. Ведь должны были быть подозрительные знаки. Я просто закрывала на них глаза.
И я делала это все эти годы? Все это время я смотрела сквозь пальцы, когда Брукс разочаровывал меня, не обращал внимания на мои желания или просто истеричил, когда хотел чего-то достаточно сильно?
В прошлый день Святого Валентина я хотела поесть в итальянском ресторане, кафе «Меланхолия». Я заказала столик, а Брукс отменил заказ. Он сказал, что хотел тайской кухни. Я просила и умоляла, и в итоге мы поругались. Из-за гребаного ресторана.
Кафе «Меланхолия» находится в Глиддене.
Могу поспорить, что это
— Эй, я с тобой разговариваю, — Далила бросает в меня сломанный карандаш. — Ройал приходил?
Я пожимаю плечами, облизывая губы. Я могла бы сказать ей «нет», могла бы сменить тему, но она моя сестра. Она видит меня насквозь.
— Да, — говорю я. — Он приходил.
— И?
— И, — я вздыхаю, не торопясь с ответом. — Он ведет себя так, словно сожалеет.
— О чем сожалеет? Так он сказал тебе?
— Нет. Не сказал. Но обещал рассказать. Он просто хочет, чтобы мы снова узнали друг друга. Он боится, что я буду осуждать его, — я смотрю на круги, нарисованные на листе раскраски. — Должно быть, он сделал что-то ужасное, Далила.
— Очевидно, — она качает головой. — Я знаю, ты думаешь, что любила его, но вы были просто детьми. Вы тогда даже не знали, что такое любовь.
Я перестаю вырисовывать круги.
— Это было семь лет назад. Вы совершенно разные люди, — продолжает она. — Ройал сделал что-то плохое. Достаточно плохое, чтобы папа заставил его держаться подальше.