Роялистская заговорщица

Лорис услышал, что за ним кто-то тихонько смеялся, он оглянулся и увидел девушку, которая скромно притаилась в сторонке, но не проронила ни одного слова из разговора.

Аббат Блаш вдруг заметил ее, вздрогнул и, подойдя к ней с самым почтительным видом, сказал:

– Простите меня, мадемуазель, ради Бога, я не имел чести вас видеть. Как! Вы до сих пор в неволе вместе с моим негодным воспитанником. А я слышал, как было дано приказание вас освободить.

– Кем было дано это приказание?

– Оно было дано у Фуше, но не им самим.

– Кем же?

– Гражданином Гракхом Картамом, и он отдавал его весьма громким голосом, смею вас уверить.

– Но, извините, месье, вы как будто знаете меня, а я между тем не помню вас.

– Мой воспитатель, аббат Блаш, – проговорил Лорис, представляя его.

Марсель старалась напрасно припомнить это имя.

– Вы меня не знаете, мадемуазель, – сказал аббат, – но я знаю, кто вы, и давно.

В эту минуту будто случай вмешался, чтобы положить конец этому разговору, – в дверях показался полицейский:

– Мадемуазель Марсель Картам, в канцелярию.

Лорис взглянул на нее, ему казалось, что он видел прелестный сон. Этот час беседы был для него наполнен бесконечной нежностью. Назвав ее сестрой, он нисколько не кривил душой. Она стала для него товарищем, честным и искренним, которому он мог поведать свои самые сокровенные мысли. В глазах девушки он тоже видел симпатию к себе. Он протянул ей руку:

– Мадемуазель Марсель, а давайте заключим пакт о союзе.

– Охотно, – согласилась девушка, протягивая руку в ответ. – Настоящий союз, который ни я, ни вы не нарушим.

– Не сомневайтесь больше во мне. Но увижу ли я вас снова?

– У меня есть идея, – улыбнулась девушка, – попрощаемся на Майском поле.

– Тогда до встречи!

– До встречи! И любите Францию!

Девушка поклонилась аббату, кивнула Лорису и вышла.

– Прелестное дитя! – воскликнул Лорис.

Аббат взял молодого человека под руку:

– Она не только прелестна, она очаровательна. Она моя ученица. Вы же не собираетесь оставаться здесь?

– Иду за вами, тем более что перед парадом на Майском поле мне нужно засвидетельствовать мое почтение маркизе де Люсьен.

– Маркиза де Люсьен, – посерьезнел аббат, – покинула Париж сегодня утром.

– Она уехала?

– Государственное дело! Идемте же!

И аббат потащил Лориса за собой.

X

Отель Фуше, герцога Отрантского, министра полиции, находился на улице Бак, 34, немного не доходя до угла Университетской улицы. Он был построен двумя веками ранее Вальбелем, одним из самых отважных героев французского морского флота.

Большие ворота, украшенные морской атрибутикой, вели на широкий двор, в глубине которого лестница с восьмью ступенями вела в просторную переднюю вроде Зала потерянных шагов, в котором в этот день, 1 июня 1815 года, с шести часов утра толпилась масса всякого народа.

Впрочем, эта часть улицы Бак была всегда чрезвычайно оживлена. Отель некогда бывшего духовным лицом был центром всяких вожделений и всякого любопытства.

Фуше принимал во всякое время.

Никогда еще добровольное шпионство, вознаграждаемое не деньгами, а иной монетой подкупа, не процветало в такой степени с бóльшим бесстыдством, как в период Первой империи. Доносы делались с самого раннего утра; Фуше знал это, и первые приемные часы были для постыдных Иуд.

В особенности в это время, когда судьбы Франции зависели от каприза рока, Фуше был для всех честолюбивых, для всех загнанных оракулом, сфинксом, жрецом, к которому обращались с просьбами, с мольбами, а подчас и с проклятием. Пронесся слух: Наполеон боится его. Тот, который хватал королей за горло, был сдержан с этим пачкуном совести, который допускал всякую бесчестность, всякую подлость, всякое бесстыдство, всякое предательство. Его боялись, значит, в него веровали, и все подлые души стремились в это подземное царство, подобно иным авантюристам, которые проникают в самые мрачные пещеры в надежде найти там клад.

Вопреки обыкновению, в этот день, день важный, Фуше не было дома. Говорили, что он у императора.

В передней разговаривали группами. Разговаривали вполголоса, как всегда, когда передаются какие-нибудь сплетни разных заговоров.

У наружной двери отвратительный с виду швейцар, простодушный по приказанию, сортировал приходящих.

То появлялся старый щеголь в напудренном парике, во французском сюртуке, в шелковых чулках, припрыгивая на своих сухопарых ногах; такой обыкновенно свысока оглядывал швейцара, громко называл свою важную фамилию и гордо проходил мимо. Затем шла очередь толстяка, широкоплечего, со шляпой с большими полями, с седыми лихо закрученными усами, которого швейцар любезно приветствовал:

– Пожалуйте, пожалуйте, герцог скоро будет.

Были тут и люди ничем не замечательные с виду, были и подозрительные, с дерзкими, наглыми лицами, другие как-то жались и осторожно крались, хотя места было кругом достаточно.

Затем шли всевозможные типы буржуа, коммерсантов, поставщиков, тощих и жирных, голодных и сытых, смотря по тому, предстояли ли им дела, или они отошли для них в область прошлого.

Целый особый мир в миниатюре, таящий интриги и обманы.