Роялистская заговорщица

Его разбирало любопытство. Ему очень хотелось расспросить девушку об ее прошлом, которое казалось ему таким печальным; не зная его, ему уже было жаль ее, он чувствовал к ней искреннее сочувствие благодаря невольной симпатии, которую она ему внушала.

– В таком случае, – воскликнул он, – ваше имя не Марсель Картам, как вы мне сказали?

– Марсель – да, Картам – нет. Но так как я долго жила с дедушкой, мне дали его фамилию. Я ношу ее пока. Я люблю ее: это фамилия человека с чудным сердцем, который много страдал. Да, мой дедушка, Гракх Картам, великий человек по своей честности, по своей доброте.

– Какая вы восторженная! Ваш отец не ревнует вас к месье Картаму?

Марсель покачала головой:

– О нет, они оба любят меня, и я люблю их обоих, но люблю их каждого по-своему. Видите ли, не знаю, как вам это даже объяснить; если бы такая девочка, как я, смела бы судить о старике, я бы сказала: Картам, – мы называем его попросту Картам, без месье, – добродушнее… мягче… удивительно снисходителен, добр, мил…

– Тогда как месье Жан Шен…

– Отец – солдат, – ответила серьезным тоном Марсель, – солдат Франции, республики. Я вижу его не более нескольких недель в году и тем не менее постоянно о нем думаю; для меня он олицетворяет собой тип древних рыцарей, которые дрались с чудовищами.

– С чудовищами! – воскликнул смеясь Лорис. – С такими-то роялистами, как я?

– Вы смеетесь, а вы совсем не так далеки от истины, – ответила весело Марсель. – Но я только говорю, что отец мой внушает мне глубокое восхищение, что я преклоняюсь перед его ежеминутным отрешением, его беспредельной преданностью… О, я убеждена, что во всех моих взглядах на отца и дедушку я вполне справедлива.

Затем, понизив голос, она прибавила:

– У него столько горя, такая печаль, он никогда не утешится… Дело в том, что я очень напоминаю ему мать.

Она вздрогнула и провела рукой по глазам:

– Я вам рассказываю все это… Я думаю, вам надоело меня слушать…

– Как можете вы это думать? – воскликнул Лорис. – Мне представляется, что вы моя сестра, и все, что близко вам, близко и мне.

– Слова! Слова! По выходе отсюда, когда вы очутитесь около вашей хорошенькой, очень хорошенькой невесты, вы, конечно, скоро забудете о нашем братстве! И чего доброго, когда вернется ваш король, – она так важно произнесла это монархическое слово, – вы, пожалуй, даже велите арестовать дедушку, отца и меня!

Лорис быстро встал.

– Это очень не любезно с вашей стороны, – проговорил он, – и не знаю, где повод к тому, чтоб вы меня оскорбляли. Я ненавижу все, что даже издалека походит на преследование, я бы скорее позволил себе отрубить вот эту руку, чем подписал бы четыре строчки, которые лишили бы кого-нибудь свободы. Вы считаете меня за очень дурного оттого, что я роялист? Разубедитесь в этом, я тоже понимаю великодушие и преданность, и я такой же добрый, как Гракх Картам и Жан Шен.

– О, насчет этого… – заметила Марсель, качая головой.

– Вы сомневаетесь во мне? В таком случае я вам докажу это на деле. Во-первых, вы, кажется, сомневаетесь в моей любви к родине. Разве я не уезжаю сегодня? Я офицер. Я исполню мой долг, и, если меня убьют, я надеюсь, что тогда мадемуазель Марсель Картам согласится не обвинять меня.

Какой удивительный переворот совершился в душе Лориса, он гордился в настоящую минуту тем, что накануне еще казалось ему унизительным для его достоинства. Говоря о будущих сражениях, он становился смелее, искренность так и просилась наружу из его облегченной души.

Он не пытался увлечь девушку своими речами, он желал только одного страстно, честно: чтобы она простила ему его двусмысленное поведение этой ночью, желал только восстановить свое честное имя в ее глазах.

– Значит, вы будете на Шан-де-Мэ?

– Конечно, – ответил он, – если только Фуше не вздумает продержать меня до конца света.

– Разве у вас нет никого, кто бы похлопотал за вас?

Он медлил с ответом.

– Конечно есть… но дело в том, что партия, к которой я принадлежу, не пользуется влиянием у этих людей…

Он закусил губу и остановился, он вспомнил, что в течение вечера имя Фуше было произнесено маркизой и что между роялистами и цареубийцами было заключено нечто вроде договора.

Он покраснел и поспешил прибавить:

– Но вы сами отчего же не освобождены до сих пор?

– О, я покойна… Дедушка…

Она не успела докончить, как отворилась дверь. В комнату влетел маленький, худенький господин и направился прямо к Лорису с распростертыми объятиями.

– Дитя мое дорогое, скорее отсюда вон!

– Вы? Любезный месье Блаш! – воскликнул Лорис, бросаясь навстречу своему бывшему воспитателю. – Вы возвращаете мне свободу, вы?

– Да, да… время дорого… Хочу скорее вас видеть в вашей новой форме парадирующим перед этим разбойником, имеющим претензию спасти Францию.

– Как вам удалось?..

– Вас спасти?.. Я только что от Фуше, от этого кровопийцы, который вечно преступен тем, что умен, как черт.

– Фуше? Это я обязан ему?!

– Арестом… а затем освобождением… Увы! Да – ему!