Читаем Роялистская заговорщица полностью

Лавердьеру не везло. Надо же, чтобы опять и в новом своем превращении он наткнулся на одного из самых своих нелюбезных противников.

Тем не менее сегодня он был готов на всякий риск, сегодня смелость положительно выручала его, и он преспокойно раскланялся с Лорисом, смотря ему прямо в глаза.

– Кто такой? Зачем он здесь? – воскликнул Лорис, хватаясь за шпагу.

– Меня зовут Гюбер де Кейраз, – проговорил авантюрист. – Я имею честь состоять при штабе генерала Бурмона.

– Быть не может! – воскликнул Лорис. – Господа, генерал Бурмон, вероятно, обманут. Мы не можем принять этого человека в свои ряды.

– Друг мой!.. – вмешался Тремовиль.

– Да вы, вероятно, не знаете… Это отъявленный негодяй, шпион Фуше, которого я уже проучил порядком. Взгляните, на его лице сохранились еще следы моей шпаги, – и в припадке гнева Лорис бросился с обнаженной шпагой на Лавердьера. Д’Андинье и Трелан стали между ними.

– Месье Лорис, – заметил первый с раздражением в голосе, – вы забываете, где вы и с кем вы говорите. Как старший, я вам приказываю вложить вашу шпагу в ножны, или я должен буду подвергнуть вас взысканию дисциплинарным порядком.

– Разве вы не слыхали меня? – настаивал Лорис. – Этот человек чуть не убил меня; я его знаю, я сам видел, как он командовал полицейской шайкой Фуше.

– Извините, господа, – прервал Лавердьер с полным хладнокровием, – тут недоразумение, которое выяснять в настоящую минуту я не желаю. Я был избран моим начальством, моим настоящим начальством, для исполнения некоторых весьма деликатных обязанностей, которые я выполнил с честью. Г-н виконт Лорис не знал этих подробностей. За исключением нескольких резких выражений, которых я бы не оставил без последствий, если бы в данное время личное самоотречение не было обязательно, я понимаю и извиняю то недоразумение, о котором я желаю умолчать.

– Как вы решаетесь говорить это? – воскликнул Лорис.

– Виконт, еще раз напоминаю о дисциплине и о повиновении, – заметил строго капитан генерального штаба. – Вы забываете, что месье де Кейраз был представлен нам генералом Бурмоном. Полагаю, что это для вас достаточное ручательство.

Лорис окинул всех взглядом; никто не сочувствовал ему. Напротив, на всех лицах было видно скорее неодобрение. Резким движением он спрятал шпагу в ножны.

– Прекрасно. Конечно, не в виду неприятеля я подам пример непокорности. – И он прибавил с дурно скрытой иронией: – По приказанию я признаю месье де Кейраз человеком безупречной честности… но мои личные счеты с капитаном Лавердьерем я откладываю до другого раза.

И, не дожидаясь ответа, он повернул ему спину.

– Теперь на коня, милейший Лорис, – проговорил Тремовиль, фамильярно взяв его под руку. – Вот горячий-то вы! Как видно, вы никогда не уразумеете политики, как вам это недавно сказала госпожа де Люсьен.

– Не думаю, чтобы г-жа де Люсьен имела дело с подобными людьми, – заметил Лорис.

Он вдруг замолк. Он вспомнил, что видел, как этот самый человек разговаривал тихо с Региной и кланялся ей. Он провел рукой по лбу.

– На коней! – проговорил он. – В эту минуту не хочу думать ни о чем, кроме исполнения долга.

Через минуту офицеры штаба генерала Бурмона были на лошадях.

За ними следовал конвой егерей верхами.

– Вперед, господа! – скомандовал генерал Бурмон.

И из открытой потерны кавалькада понеслась рысью.

Сзади слышались сигналы горнистов, которые отдавались в старых укреплениях Вобана.

Четвертый корпус двигался. С возвышенности было видно по белым дорогам, среди полей, вытянувшееся войско.

Лорис следовал за офицерами. Утренний воздух обдувал его лицо, освежал ему голову. Он чувствовал себя как нельзя лучше.

За последние две недели, ему казалось, он живет как во сне. Правда, его поддерживала, приободряла мысль о счастье, о любви.

Вспомним, что, к удивленно своему, он узнал от аббата Блаш, по выходе из Консьержери, о внезапном отъезде г-жи де Люсьен.

Для молодого любящего сердца подобные вещи – настоящее горе.

Он отправился на Шан-де-Мэ с тайной надеждой ее там увидеть. Регины там не было.

Как Лорис проклинал себя за послушание! Какой глупостью называл он слабость, которая допустила его принять предложенное ему звание, из-за которого он лишился свободы! Он был пленником; он не мог следовать по следам той, которую любил.

Одна мысль утешала его: да, он связал себя, но ведь он может и вернуть свою свободу. Стоит только подать в отставку: дело двух строчек. Он их напишет после смотра. Разве он не имеет права получить обратно свою независимость?

Офицеры генерального штаба сгруппировались на эстраде, напротив Военной школы, и хоры военной музыки приветствовали трубными звуками знамена, яркие цвета которых, залитые июньским солнцем, ослепляли; затем звонкие голоса декламировали восторженно, в унисон, величие отчизны.

Заговорил Наполеон.

В первый раз Лорис видел так близко ненавистного корсиканца.

Ему показался он таким обрюзглым, бесцветным, толстым, приземистым.

Император выпрямился: его черты, освещенные солнцем, на которых отражались золото и сталь, приняли неровности медали.

Лорис слушал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги