А между тем он любил ее, она это чувствовала, ей говорил это внутренний голос… Какая сила вдруг оказалась сильнее ее любви? – допрашивала она себя.
На другой день кто-то сказал при ней:
– Месье де Лорис бесчестит себя, – он дерется за Бонапарта.
Она вздрогнула, удивляясь, что не может присоединить своего голоса к голосу его порицателей. Она сознавала только одно, что Лорис дерется, что пули свистят над ним, что его убьют!
Какие это были мучения страха!
Когда разнеслась весть о поражении под Ватерлоо, победа против Бонапарта, за короля, у Регины, среди ликования царедворцев, из которых ни один не читал в ее сердце, была одна только мысль, жив ли он.
Когда до нее доходили рассказы ужасающие, с перечислением гекатомб мертвецов, она замирала в ужасе; она ожидала услышать каждую секунду его имя, и тогда вместе с надеждой, казалось ей, вырвут и сердце из груди ее. Там в Генте, куда она последовала за генералом Бурмоном, ее окружало всеобщее поклонение. Какой-то любезник назвал ее мадам Варвик, делательницей королей, и это название обошло все салоны.
Король не был неблагодарным: она была возведена в звание фаворитки… политической. Он публично благодарил ее за оказанные услуги, посматривая при этом в сторону Маларвика. После свадьбы – важное положение при дворе, право восседать на табурете при короле. Вокруг нее теперь восторги и зависти.
Она, улыбающаяся, чувствовала, как плачет ее сердце.
Нет вестей: о Жорже Лорисе ни слова, хоть бы дурное что кто сказал. Он был забыт. Она нашла возможность черкнуть словечко аббату Блашу и открыть ему свою тайну.
И добрый старик храбро отправился на поиски, всюду бегая, всех расспрашивая, везде разыскивая. В Женапе всякий след Лориса исчезает. Тогда Регина пожелала вернуться во Францию. Отец и сын Маларвик вызвались ее сопровождать. Ей было так безразлично, кто бы с ней ни ехал. Аббат находился на месте заранее назначенного свидания, и теперь несчастная женщина, уткнувшись в угол кареты, зажимала себе рот платком, чтобы не разразиться рыданиями.
– Кто едет? – раздался вдруг французский возглас.
Оба Маларвика вздрогнули: французы на этом пути!.. Они избрали именно его, потому что, по полученным сведениям, он должен быть занят пруссаками. Аббат Блаш высунулся в окно.
– Друзья, – ответил он, – французы.
– Выходите.
– Ямщик, хлестни-ка хорошенько по лошадям! – крикнул Маларвик.
– Извините: французским законам повинуются, – заметил аббат тоном, который не особенно понравился его спутникам.
Он открыл дверцу и вышел.
Тут был взвод стрелков с унтер-офицером; все были при ружьях.
– Кто вы такие, – спросил унтер-офицер, – и зачем вы здесь?
– Мы – французы, говорю вам, и едем в Версаль.
– В Версаль нельзя проехать иначе, как с саблей в руке, там пруссаки. Ваши фамилии?
Несмотря на воркотню Маларвика, впрочем, довольно умеренную, аббат удовлетворил любопытство унтер-офицера.
– Гм!.. – воскликнул тот, – племя эмигрантов! Извольте сойти и следовать за мной.
– Вы забываете, сержант, – заметил аббат, – что с нами дама, с которой вы должны быть учтивы.
– Дама? Ах да, и маркиза!
– Отчего вы не позволяете нам продолжать наш путь?
– Пускай мужчины выйдут, – ответил он, – а дама может остаться в карете. Вас проводят к капитану, и вы объяснитесь с ним.
Из леска вышли еще солдаты; они заговорили с сержантом.
– Хорошо, – сказал он аббату, – капитан сам сейчас придет. Все и уладится.
Аббат знал военные порядки, он понимал, что они попали во французскую засаду. Быть может, какая-нибудь отчаянная попытка со стороны патриотов. Но к чему задавать вопросы, когда знаешь наверно, что на них не ответят. Прошло еще несколько минут; солдаты с поднятыми ружьями прислушивались в ночной тиши.
Наконец, в тени обрисовалась группа, и показалась высокая фигура капитана: это был Жан Шен.
Аббат Блаш направился к нему.
– Капитан, – начал он, – мы не знали, что этот путь закрыт. Нельзя ли нам проехать в Версаль?
– Вы не можете ехать в Версаль. Там дерутся. Вам придется вернуться или взять на Париж по Булонской дороге. Есть у вас паспорта?
Жан Шен стал читать их и вдруг вскричал:
– Не правда ли, дама, которая вас сопровождает…
– Маркиза де Люсьен.
– Где она? – И подойдя к карете и сняв шляпу: – Мадам де Люсьен, – проговорил он.
Регина услыхала голос и быстро высунулась в окно. Она узнала капитана и не могла скрыть своего неудовольствия.
– Что вам от меня нужно? – спросила она.
Он заговорил тихо:
– Второй раз случай нас сталкивает. Второй раз я возвращу вам свободу. Постарайтесь не забыть, что капитан Жан Шен был к вам дважды великодушен.
Вся гордость Регины поднялась в ней.
– Великодушен? Кому нужно ваше сострадание? Разве наши паспорта не в порядке?
Жан Шен замолк, он знал, какую изменническую интригу вела маркиза против отечества; он знал ее участие в измене Бурмона.
– Бедная женщина! – сказал он только.
Второй раз эти слова, сказанные тем же голосом, поразили слух Регины.
– С чего вы взяли жалеть меня? – спросила она с гневом. – По какому праву?
– По какому праву? – повторил Жан Шен, смотря на нее в упор. – По праву, данному мне одной умершей.