Полпред Евгений Куйвашев жил в маленькой служебной квартире и был тезке своему Евгению Ройзману полной противоположностью. Ройзман стройный, атлетичный, уверенный в своей силе, несмотря на почти пятьдесят лет. Куйвашев растерянный, крепкий от природы, но с животиком поверх ремня, с расплывающимися боками. Ройзман местный, устроенный, чуть ли не со всеми в городе знакомый лично. Куйвашев чужой, не знающий никого, ни в какие дома не вхожий, кроме официального своего дома приемов. У Ройзмана прекрасная квартира с богатой библиотекой в самом центре города, собственный музей иконы, собственный музей современной живописи, Фонд, и никто на свете без санкции прокурора не смеет совать нос в его дела. У Куйвашева – казенная жилплощадь, на кухне нет даже острого ножа, чтобы порезать колбасу, когда пришли гости, а прикрепленные к полпреду сотрудники ФСО не стесняются через два дня на третий перерывать личные вещи охраняемого объекта просто потому, что им кажется, будто так сподручнее охранять.
В самый вечер знакомства Аксана испытала к полпреду сочувствие, принялась резать у него на кухне салат, готовить бутерброды и заваривать чай. И Ройзман тоже испытал сочувствие, и оно помешало Ройзману посчитать Куйвашева соперником, а побудило дружить, опекать и помогать освоиться в незнакомом городе.
Первое время, если верить Аксане, они и правда дружили. Дожидались, пока вечером охрана привезет полпреда домой и оставит в покое. Приезжали в гости, занимали разговорами. Про город, про политическое его устройство, про уральскую горнозаводскую цивилизацию, про выборы, про то, что никогда в этом городе не будет доверия губернатору, если его не выберут люди.
Или везли куда-нибудь. В музей невьянской иконы, например. Ройзман вел для Куйвашева экскурсию по пустым залам. «Вот смотри, Илья-пророк на огненной колеснице, в пламени. Гари имелись в виду, поджечь себя и умереть в огне – это считалась хорошая смерть. А вот еще, смотри, Николай-угодник, популярный у старообрядцев святой, считалось, что это святой, который говорил сильным мира правду в глаза», – так рассказывал Ройзман, полагая себя не святым угодником, разумеется, но тоже человеком, говорящим сильным мира правду в глаза.
Или они ехали по пустой темной дороге в Быньги, прыгали на скорости сто шестьдесят километров там, где дорога ныряет с холма. И у полпреда Куйвашева захватывало дух, потому что ради того все там и прыгают, чтобы захватывало дух. А еще потому, что полпред чувствовал себя немного мальчишкой, который сбежал от взрослых и вот мчится куда-то по темной пустой дороге. И в Быньгах была тьма, и полпред видел над головой звезды, которые забыл как выглядят. И они осматривали быньговский храм, пили чай с отцом Виктором, пили чай с парнями в реабилитационном центре, заезжали в женский реабилитационный центр, ели испеченные девчонками пироги. И у полпреда слегка захватывало дух от того, что вот он сбежал от охраны, пьет чай с ВИЧ-положительными наркоманами и ест пироги, испеченные ВИЧ-положительными наркоманками.
Или просто ходили в ресторан. Просто ужинали. И к Ройзману все посетители любого ресторана подходили здороваться, а к Куйвашеву не подходил никто. Его просто не знали. Он сидел насупившись, даже поздним вечером в пиджаке и галстуке. И Аксана говорила ему: «Да сними ты этот свой чертов галстук!» А на Ройзмане была красная майка и вольная кофта, но даже в красной майке Ройзман как-то серьезней выглядел, чем Куйвашев в костюме.
Так рассказывает Аксана. Она рассказывает, что некоторое время спустя заметила, как Куйвашев правдами или неправдами старается подстроить их встречи так, чтобы выходило без Ройзмана. Он или дожидался, когда Ройзман уедет, что было не трудно, потому что Ройзман то и дело куда-то ехал. Или повод, по которому Куйвашев звал Аксану встретиться, был совсем уж какой-то не для Ройзмана. Куйвашев звонил, например, просил Аксану сходить с ним в одежный магазин, помочь ему выбрать сорочки: «Ты же говорила, что мне нужно сменить имидж и не носить сорочки, в которых кладут в гроб». А она и вправду говорила. И активно над переменой его имиджа работала. И даже наняла ему педагога по сценической речи, знаменитую на весь Урал Азалию Всеволодовну. И да – сорочки. Действительно глупо было как-то Аксане звать Ройзмана выбирать Куйвашеву сорочки. Она говорила: «Я поеду помогу Жене выбрать сорочки». А Ройзман отвечал мрачно: «Женя тут я». Понемногу ревновал.
А Аксане пожалуй даже льстило, что первый мужик на Урале ревнует ее к первому на Урале чиновнику, а первый чиновник выбрал ее в имиджмейкеры. Ей нравилось давать полпреду советы. «Пойди в программу “Правда жизни”, в прямой эфир, не бойся… Выступи за прямые выборы мэра… Выступи за прямые выборы губернатора… Зачем тебе поддерживать президента, лучше стань президентом сам. Хочешь стать президентом? Я сделаю из тебя президента!»