Рок умер – а мы живем

Весной продукты появились. Много и даже невиданные или прочно забытые в их городке. Красная рыба, сервелаты, гречка, омуль, спагетти, которые не нужно было промывать после варки; шпроты, икра в стеклянных баночках… Но продукты эти немногим удавалось купить – дефицитом стали деньги.

Площадка на этаже была заставлена мешками, коробками, свёртками какими-то с кусками краски, рейками. Едко пахло прелой шерстью, затхлостью, гнилью… Чащин задышал ртом, торопливо ткнул кнопку лифта. Заскрипели тросы, далеко внизу послышалось гудение. Едет…

– Доброе утро! – появился сосед в серо-зелёном («голубеньком», – вспомнилось Чащину) плаще. – Решил вот ремонт затеять. Пора…

– М…

– Ещё раз спасибо вам, что помогли. Отмучилась мать. Да-а… А я тут… – Сосед смущённо, почти стыдливо улыбнулся, мгновенно превратившись в подростка, сообщил: – Жениться думаю. Что ж… хорошая женщина.

– Поздравляю, – отозвался, задыхаясь, Чащин и ужаснулся при мысли, что сейчас подойдёт грузовой лифт и сосед начнёт затаскивать в него свой тухлый хлам. И тогда придётся бежать по лестнице.

– Что ж… да… Хорошая. Тут в магазине работает, в круглосуточном. Только… – Сосед перестал улыбаться и снова стал полустариком, – одно только – что приезжая. Из Череповца она… Опасаюсь.

Чащин кивнул, лифт гудел уже рядом. Слава богу, маленький.

– И не знаю, как… Много про это сейчас… Даже что убивают. Прописку оформят и это, травят. И живут.

Дверцы раскрылись, Чащин с сочувствующим выдохом: «М-да-а» – шагнул внутрь. Нажал первый этаж. Почмокал сухим ртом, вкус был, словно туда помочилась собака. Хотелось сплюнуть…

Проехав совсем немного, лифт остановился. Вошла женщина, по плечи закутанная в широкий сиреневый платок, и двое мальчиков лет семи-девяти. Их Чащин знал: живут в подъезде две семьи на разных этажах. То ли сирийцы, то ли иранцы. Часто по вечерам ездят друг к другу с кастрюлями, из которых терпко пахнет какой-то их национальной едой. Сейчас бы эта аппетитная терпкость не помешала – перебить псиную вонь.

Тронулись, и женщина сердито заговорила:

– Ви якки харамун, Тарик! Матакбахш! – Поймала неприветливый взгляд Чащина и перешла на посильный ей русский: – Утро некорош играть! Корош надо быть. Агнадэн?.. Та?

Мальчик, который повыше, согласно тряхнул головой:

– На ам…

Весь день Чащин старался не высовываться из кабинета. Видеть никого не хотелось – он соскучился по одиночеству. Игорь, к счастью, не заходил, не грузил своими расспросами, рассказами о покойном Дегтярёве. Да и материала о нём что-то не появлялось. Наверное, наверху дали отворот этой идее. И правильно – тут платные материалы некуда запихивать. Хоть журнал увеличивай.

В половине третьего – позже, чем обычно, чем все, – Чащин сходил в столовую. Съел две порции мясного торта, выпил стакан киселя. Возвращаясь, увидел в курилке Наталью.

– Привет!

Она ответила снисходительно-небрежным кивком и отстранённой улыбкой. Так здороваются всем довольные, ничего больше не желающие в данный момент жизни женщины. Легко отвела от Чащина взгляд, с удовольствием затянулась тонкой сигаретой.

«Самца нашла?.. Гусыня», – с похожим на ревность раздражением бросил мысленно Чащин. Вошёл к себе. Осторожно запер дверь. Развалился на диване. Посмотрел на часы. Четверть четвёртого. Всего-то! Думал, больше…

Просто так сидеть надоело. Перебрался на рабочее место, включил компьютер. Пока тот, урча, потрескивая, загружался, пересчитал деньги в бумажнике. Тысяча семьсот. Мелочь. А до зарплаты две недели, ещё и квитанции за март не оплачены. Вторую неделю лежат…

Набрал в строчке «поиск» слово «порно» и долго, подробно разглядывал голых женщин, сцены секса – «группового», «жёсткого», «орального», «анального»… Не возбуждался – возбуждению мешали злость и тоска. И уверенность: если бы в его квартире не торчал Димыч, у него бы давно появилась хорошая, тихая, домашняя девушка. И он бы сейчас с удовольствием делал свой блок «Кино», а потом с удовольствием ехал домой. К ней.

Без десяти шесть приоткрыл дверь. Выглянул в коридор. Пусто. Отлично. Вышел, вставил ключ в щёлку замка, провернул два раза. Пошагал к ресепшен, на ходу застёгивая пальто. Сунул ключ девушке за стойкой. Та оскалилась в профессионально-обаятельной улыбке:

– До свиданья, Денис Валерьевич!

– Да, до свиданья… – буркнул он, мельком удивляясь: «Она же с утра здесь. Как может целый день?!» Но сделал несколько шагов вниз по лестнице – ждать лифт не было сил, – и забыл про это своё удивление, про девушку, про работу; он куда-то страшно спешил.

Первый этаж, голос охранника, который тоже прощался, дверь на улицу, улица, тёмный двор, арка. Тротуар, прохожие, автомобили, огни, вывески… И Чащин оторопело остановился, замер, поняв, что спешить-то некуда – то есть спешил он не куда-то, а всего лишь с работы. Из надоевшего кабинета с надоевшим компьютером, от надоевших сослуживцев…