Рок Зоны

– Вот ведь… – ничего кроме ругательств, в голову не лезло.

Немного успокоившись, парень поднял трубку телефона, поднес к уху.

«Надо дозвониться в полицию».

Из динамика раздалось несколько коротких гудков и все зашипело.

– Что за…

Макс тыкнул на кнопки. Ничего. Шипение переросло в какой-то странный гул, а потом и вовсе все затихло.

– Твою мать! – не выдержал парень и швырнул трубку в сторону.

Его всего трясло. Парень сел на стул, но сразу же встал – не мог успокоиться. Начал ходить из стороны в сторону.

– «Отец виноват». Вот скотина, придумал, как ловко извернуться. Вроде сам ни при чем. Урод!

Слезы сами собой навернулись на глазах. Драммер схватился за голову и, не сдерживая себя, расплакался, а потом и вовсе закричал.

Без отца было сложно. И если бы не друзья, то неизвестно, как бы повернулась его жизнь. Группа помогла ему не сломиться окончательно. Дала силы идти вперед, несмотря ни на что. Молотя в барабаны, он вымещал всю злость и ненависть ко всему белому свету. Недаром они рубили металл – мрачную жесткую музыку, от которой обычные люди шарахались в стороны. Им было не понять. И эта музыка отзывалась только в душе таких же, как и они, раненых, покрытых душевными шрамами подростков.

Только так можно было выразить все, что накипело в душе, и избавиться от этого. Самоочищение от скверных мыслей – вот основная тема всех репетиций. По крайней мере, для Макса. Когда чадящим удушливым дымом горел гудрон и падали на ноги кирпичи, он шел на базу и нещадно молотил по хэтам, бочкам и тарелкам. Когда не оставалось денег ни копейки, а до зарплаты еще полмесяца, он злобно отбивал тридцать вторыми тактами по бас-бочке. Когда горели нервы и не было сил жить дальше – рубил палочками так, что лопался пластик и летела деревянная стружка. Когда все вокруг было плохо настолько, что казалось, что проще всего влезть в петлю или наглотаться таблеток – он спасал себя, играя в группе, вместе со своими друзьями. И это помогало. Помогало идти вперед и не сорваться в пропасть.

А ведь его друзья были частью всего этого. И Лева в том числе. Теперь же…

Макс обхватил голову руками. Да, он видел, как Леву утащили те незнакомцы. Друг в опасности. А он, макака такая, бросил их, позорно сбежал.

И теперь, когда ситуация хуже некуда, он сидит тут, без своей группы, и ревет как баба? Нет, так дело не пойдет. Надо делать то, что он привык – бить в барабаны. И пусть вместо них у него будут головы врагов. Надо спасать ребят. Надо спасать Леву. Как когда-то спасали они его.

Драммер встал. Отер лицо. Крикнул в потолок:

– Соберись, тряпка!

И вышел из бункера наружу, громко хлопнув дверью.

15

– И что мы теперь будем делать? – спросил я сталкера, который уселся на крыше, пытаясь потуже перебинтовать раненую руку. Кровотечение у капитана открылось с новой силой.

Вместо того чтобы отвечать мне, он решил поговорить с Настей:

– Твой звереныш ушел из-за псионика?

Девушка кивнула. Я решительным образом ничего не понимал, поэтому уточнил:

– Вы о чем вообще?

– Вожак, который на нас напал, он умеет залезать в мозги. Псионик.

– Это я уже понял.

Сталкер кивнул.

– Это радует, а Барсику очень не нравится, когда в его мозги кто-то залезает, смекаешь?

– Да, есть у него такая слабость, – подтвердила Настя, шагнув к краю крыши и глядя вниз, на стаю собак, которая все росла. – Откуда их столько? Даже не помню, когда видела их в таком количестве.

– Знать бы еще! Вопрос в другом: как нам теперь выбраться отсюда? – Ожогин попытался обдумать варианты развития событий, но с каждой секундой веки все сильнее дергались. – Вожак не даст нам уйти. Сейчас передохнёт и атакует нас прямо здесь.

– Здесь? – переспросил я. – Как?

– Блин, в головы залезет снова – вот как. Внушит нам, что вместо Насти и Сани – упыри, и заставит поубивать друг друга.

– Я на такое не поведусь, – сказал Настя.

– Ты, может, и нет, а они и я – запросто…

Мысли прервал тепловозный гудок.

– Охренеть! – открыла рот девушка, взглянув в сторону моста.

Я тоже посмотрел туда и понял, что «охренеть» было сказано не для красного словца. Это действительно было удивительно – поезд, стоящий на мосту, дал гудок и медленно, но верно покатил в нашу сторону.

Он быстро набрал ход, а потом вдруг врезался в стаю альфа-собак, которых было видимо-невидимо на путях. Раздался визг и хруст костей – поезд, словно ледокол, рассекал собачье «море». Хребты хрустели, кровь брызгала в стороны – настоящий ад на колесах.

– Атас, ребятки, – сталкер аж привстал, наслаждаясь невиданным доселе зрелищем.

Поезд, вклинившись вагонами в стаю, уничтожил на своем пути двадцать или тридцать особей, разметав вокруг их останки и внутренности, пока не подъехал прямо к нашему убежищу. Встал внизу, параллельно к крыше.

Из вагона показалась голова Макса. Улыбка до ушей.

– Чего ждете? Запрыгивайте внутрь!

Мы поднялись, все еще с трудом приходя в себя. Первой на крышу вагона спрыгнула, естественно, Настя – я уже не сомневался, что она у нас самая безбашенная в команде. За ней я тихонько спустил басиста, потом спрыгнул сам. Ожогин – последним. Он перегнулся через борт вагона, спросив драммера: