Рок-звезда

– Это фото было сделано пять лет назад. Я села на диету после школы, ясно? Меня достало, что меня дразнят моим весом, ясно? Мне было стыдно, ясно? И вам не обязательно тыкать мне этим в лицо!

Мария подняла руки, защищаясь, а потом прижала одну из них к сердцу в жесте искреннего раскаяния.

– Простите, простите, мэм. Я не… Я не должна была… Я сейчас принесу ваши напитки. Извините меня.

И ушла.

Мне должно было стать стыдно – я вела себя как полная скотина, – но стыдно мне не стало. Я чувствовала себя победителем. Ничего не делало меня, избалованного единственного ребенка, счастливее, чем желание настоять на своем.

Довольно улыбнувшись, я хотела убрать карточку обратно в бумажник, как вдруг Ганс протянул руку и щелкнул своими длинными пальцами.

– Так-так-так. Дай-ка взглянуть на эту штуку.

Просияв, я протянула ему пластиковую карточку.

– Кто это? – расхохотался Ганс.

Я широко улыбнулась.

– Понятия не имею. Джульет, моя лучшая подруга, нашла ее в кустах возле молла. Она бы оставила ее себе, но она метиска, так что уж совсем не похожа на эту фотку.

– Но ты тоже совсем не похожа! – хохотнул он. – Не могу поверить, что тебе принесут пиво с этой штукой.

Ганс вернул мне права некой Джолин Элизабет Годфри. Его суровое лицо излучало уважение и радость. Просияв от гордости, я убрала удостоверение обратно в бумажник. Потом снова изобразила на лице раздраженную гримасу, потому что бедная, милая Мария как раз принесла нам пиво.

Ганс, пытаясь сделать серьезное лицо, заказал кучу тако, которыми можно было бы накормить небольшую армию, но как только Мария ушла подальше, разразился смехом. Приподняв свой бокал с пивом, он сказал: «За Джолин».

Улыбаясь, я чокнулась с ним. «За Джолин».

Я сделала победный глоток и удовлетворенно вздохнула.

Как один день может все изменить. До того, как Дева-Гот и Стивен позвали меня вчера вечером в гости, я была буквально собственной жалкой оболочкой. Моя стрижка обросла до безобразия, и голова была похожа на гриб. Я не красилась неделями. Я была депрессивной, скучной, лечила не только сломанные ребра, но и в очередной раз разбитое сердце. Однако я взяла себя в руки, обрезала волосы и присоединилась к миру живущих со вкусом. Я прошла путь от созерцания четырех стен до пробуждения в чужой кровати с незнакомцем, поездке за рулем его БМВ с открытым верхом, ВИП-обслуживания на шоу грузовиков и телепортации в 1920-е годы. И хоть мы и не были в магазине запрещенки, я все же умудрилась нелегально купить спиртное.

Что меня заинтересовало:

– А откуда ты столько знаешь про это место?

Ганс задумчиво кусал заусенец на большом пальце и смотрел куда-то мне за плечо. Когда я заговорила, он тут же поглядел на меня.

– А? Прости, я заслушался, – Ганс указал на саксофониста позади меня. – Он очень хорош.

– Круто. Я просто спрашивала, откуда ты столько знаешь про это место.

– Ой, не знаю. Мне всегда нравилась история. Это были единственные уроки в школе, на которых мне не надо было списывать на контрольных. Ну, кроме музыки.

Я рассмеялась.

– Смешно. История была единственным уроком, на котором мне приходилось списывать. Мне просто всегда было плевать, что делали толпы злобных людей много лет назад. Типа, мне все ясно. Они дебилы. Проехали.

Ганс фыркнул в свое пиво. Мне нравилось его смешить. У него были прекрасные зубы. И прелестные губы. Его улыбка не была огромной, мегаваттной улыбкой суперзвезды, хотя он и казался ею. Его улыбка была тихой. Почти стеснительной. Такой ужасно милой.

– Ну, Джолин, – поддразнил он, – а чем увлекаешься ты?

«Твоим лицом».

Пытаясь придумать ответ получше, я отхлебнула пива. Что меня увлекает? Парни. Обнимашки. Секс. Искусство, музыка и кино. Психология, забота о людях, права женщин. Мои родители, моя собака, мои друзья. Я люблю читать, писать, рисовать и раскрашивать. Мне хочется путешествовать. Я люблю моду и фотографию. Пить, курить и нарушать правила. В мое сознание одновременно ворвалось столько всего, что у меня просто вылетело: «Всем. Я увлекаюсь, на хрен, всем».

– Всем, кроме толпы старых злобных людей много лет назад.

– Точно, – ухмыльнулась я, направляя на него палец. – Кроме этого. Ну, и еще Чумбавамбы.

Ганс снова рассмеялся, и от этого звука мне показалось, что легкие пивные пузырьки в моем желудке начали танцевать по всему телу. Я заметила, что, начиная смеяться, Ганс всегда на секунду опускает глаза, ровно настолько, что его чернильно-черные густые ресницы успевают смягчить суровое, мужественное лицо. Ровно настолько, чтобы я успела вздохнуть так, чтобы он не заметил.

Схватив со стола пачку «ньюпорта», Ганс сунул в рот сигарету. Перед тем как прикурить, он замер, зажав ее в зубах. Взглянул на меня, и все веселье исчезло с его лица, которое стало каким-то слишком серьезным.

– Ты уезжаешь в колледж?

Настала моя очередь фыркать.