– Правда? Я слушал его, наверно, раз восемьдесят и всякий раз слышал что-то новое. Они, блин, гениальные. И страшно милые. Мы пытались попасть к ним на разогрев пару недель назад, но они хотели что-то более нетрадиционное. Я пытаюсь вести нас в этом направлении, но Трипу надо что-то более индустриальное, если это вообще возможно.
– А кто это – Трип? – спросила я, сворачивая влево, чтобы встать в конец очереди.
– Наш солист, – ответил Ганс, хватая меня за руку и таща направо, к началу очереди.
Заверещав и споткнувшись, я выровняла шаг, думая только о том, что Ганс держит меня за руку.
Мои легкие сжались, а все передачи в мозгу заклинило оттого, что я не могла понять, что мне делать. Я знала, что должна вырвать руку. Но я не могла ее вырвать. Я хотела сплестись с Гансом пальцами и погладить его большой палец своим – ну, конечно, если мой окажется сверху, – но этого я тоже не могла сделать. Вместо всего этого моя рука, как снулая рыба, оставалась в руке Ганса, а мои ноги, как вялые макаронины, плелись за ним ко входу.
Один из парней, проверяющих документы на входе, небольшого роста, с темными, стриженными под горшок волосами, увидел, что мы подходим, и развернул плечи.
– Простите, сэр, – сказал он, указывая назад, – я вынужден отправить вас в конец очереди.
Ганс склонил голову набок.
– А я вынужден заставить вас отсосать.
У меня отвисла челюсть, а парень в дверях упал на колени и потянулся к пряжке ремня Ганса.
Рассмеявшись, Ганс отпихнул его.
– Ну, не прямо тут, блин!
Он поднял своего приятеля с земли, и они исполнили тот же самый ритуал объятий и похлопываний, что и с барабанщиком.
Отступив в сторону, Ганс повернулся ко мне и спросил:
– Биби, ты же видела вчера Трипа?
Да, он мне сразу показался знакомым! Но я не узнала его без черной помады и готских одежек, хотя эта стрижка до плеч и выдавала его.
Покачав головой, я собиралась протянуть руку, но Трип шагнул вперед и вместо этого обнял меня.
– Да нет, блин, она не видела! Ты выскочил, как дикарь, и захватил ее, прежде чем мы успели опустить инструменты, на фиг.
Повернувшись ко мне, Трип, понизив голос, спросил:
– Биби, ты уже видела его шланг? Теперь понимаешь, что мы не зря зовем его ГДЧ.
По лицу Трипа расплылась чеширская улыбка, но тут Ганс накрыл его своей здоровенной ручищей и оттащил от меня. Трип пытался отбиваться, но Ганс просто держал его на вытянутой руке, так что его удары просто повисали в воздухе.
– Трип! Подними задницу и помоги нам! – раздался женский голос.
Ганс выпустил голову приятеля, и Трип обернулся через плечо к сердитой женщине с красным ирокезом, которая проверяла билеты вместе с ним. Сунув Гансу в руку два браслета, Трип врезал ему в живот и поскакал на свой пост.
Ганс испустил утробный звук и показал Трипу средний палец. Полусмеясь, полудавясь, Ганс
Мне казалось, что кто-то заменил мою кровь на смесь колы и «ментос». Я была просто облаком бушующих феромонов. И едва не отрубалась.
Я понимала, что это плохо. Я знала, что нахожусь буквально в двух шагах от того, чтобы превратиться в Энджел Альварез – эту суку и похитительницу мужчин, – но я пыталась рассуждать здраво. Я сказала себе, что не дам этому зайти еще дальше. Я сказала себе, что братья и сестры могут спать в одной кровати и держаться за руки. Я сказала себе, что тут нет ничего такого. Ганс просто флиртует, так и Дева-Гот говорила.
Но, когда он провел своим большим пальцем по моему, меня охватило ощущение
– Ты извини, – кашлянул Ганс, когда мы поднялись по лестнице. – Это… Ну, это Трип.
– Тот еще трип, – рассмеялась я, представив Трипа на коленях посреди прохода. – Это что, его настоящее имя? Мне нравится.
Ганс фыркнул и встал в очередь, чтобы купить напитки в баре.
– Не-а. По-настоящему его зовут Коди. На сцене мы зовем его Трипл Х, потому что он все время смотрит чертово порно. Ну а Трип – это сокращение.
Ганс приподнял мою руку и надел на нее один из браслетов, наклоняясь, чтобы никто не заметил, что он делает. Это было интимно, как будто у нас был общий секрет.
Когда Ганс закончил, я взяла у него второй браслет и сделала то же самое. С опущенными глазами и руками, занятыми надеванием браслета на широкое запястье Ганса, я спросила:
– А что значит ГДЧ?
Ганс не ответил, и я подняла на него глаза. Богом клянусь, я увидела, что он покраснел.
– Я потом тебе скажу, – ответил он.
– Нет! Скажи сейчас! – воскликнула я. – Ну пожа-а-а-алуйста…
Ганс прикусил большой палец, словно раздумывая. Потом улыбнулся и покачал головой.
– Серьезно? То есть ты мне не скажешь?
Ганс снова покачал головой.
– Это неприлично. Ну, не совсем неприлично, просто… неудобно.