— Что случилось, Тинто? — спросила Рафилла, садясь за его столик и прикуривая.
— Ты слишком много куришь, — ворчливо заметил Тинто.
— Но должна же я иметь хоть одну вредную привычку. — Она рассмеялась. — Это осталось у меня со школьных дней, когда курение для нас было главным запретным плодом.
Тинто улыбнулся. У него была хорошая новость для Рафиллы.
— На следующей неделе состоится специальный песенный фестиваль в Сан-Паулу. Тебя пригласили принять участие.
Рафилла просияла.
— Меня?
— Это престижно.
— А почему меня?
— Ты становишься популярной, дорогая.
— Мне это очень нравится!
— Подожди, это только начало.
Сан-Паулу оказался прекрасным городом. Подлетая к нему в полдень, Рафилла любовалась из иллюминатора самолета открывающейся внизу панорамой.
— Ты никогда здесь не была? — спросил Тинто.
— Нет, но всегда мечтала побывать.
— Моя жена родилась здесь. Она хотела поехать с нами. Но разве это легко, когда на руках семеро детей?
— Да еще один мой.
— Она любит, когда ты оставляешь у нас Джон Джона. Мария — прекрасная мать. — Тинто засиял улыбкой счастливого человека.
Из отеля, где они остановились, Рафилла и Тинто отправились на репетицию, где Рафилла должна была познакомиться с музыкантами, с которыми ей предстояло выступать. Рафилла предпочитала минимум музыкального сопровождения: гитара, клавишные, иногда ударные. Сначала она попросила Тинто взять с собой музыкантов, с которыми она обычно выступала, но тот возразил, пояснив, что очень накладно везти с собой ансамбль ради одного-единственного выступления.
Погода стояла жаркая и душная. Рафилла заплела волосы в толстую косу, надела хлопчатобумажные брюки свободного покроя и футболку, которая была велика ей на несколько размеров. Тинто, как обычно, облачился в светло-розовый костюм (у него было несколько таких) и коричневую рубашку, обтягивающую выпирающее брюшко.
— Вот что я тебе скажу, — обратилась к Тинто Рафилла, когда они вошли в зал для репетиций, — если ты бросишь обжорство, то я брошу курить.
— Договорились!
— Когда?
— Что когда?
— Когда ты сядешь на диету?
— После Рождества.
— Но это же еще через восемь месяцев!
— Вот как? — невинным тоном заметил Тинто.
Рафилла покачала головой и не смогла сдержать улыбки.
Тинто представил ее нескольким организаторам фестиваля. Они вежливо поболтали о том, о сем, затем стройная женщина в красном объявила:
— А вот и музыканты: Карлос Пинафида — фортепьяно, Луис Оливьера — гитара. Луис очень талантливый молодой человек, у него потрясающая манера игры. Кстати, на концерте он будет исполнять и собственную композицию „Английская девушка“. Он здесь очень популярен.
Так Рафилла через три года после их последней встречи вновь очутилась лицом к лицу с Луисом.
Едва дыша, она смотрела ему прямо в глаза.
Он тоже уставился на нее.
Казалось, воздух наполнился электричеством.
БОББИ МОНДЕЛЛА
1984
Бобби чудилось, что он забрался на вершину горы, глубоко вздохнул и ощутил, что воздух здесь затхлый. А почему же он не прохладный, не свежий и приятный? Почему все не так, черт побери?
Открыв глаза, он уставился на свою фотографию на обложке журнала „Роллинг стоун“ и вздохнул: „Почему она его раздражает? Какой симпатичный сукин сын“, — равнодушно подумал Бобби и потянулся за выпивкой.
В комнату неторопливо вошла Зелла Равен — темнокожая амазонка в наряде из кожи с тиснением под шнуру леопарда. Зелла наслаждалась светской жизнью. Она нюхала кокаин на завтрак и заканчивала день наркотиками.
Подсознательно Бобби понимал, что ему следует избавиться от нее, потому что Зелла тянула его за собой на дно. Когда-то давно он был против наркотиков, ведь он знал, как никто другой, что они уничтожают людей.
А теперь Бобби позволил окружить себя наркотиками. Он употреблял их уже не от случая к случаю, именно они давали ему еще больше силы и власти, и, черт побери, когда он находился под кайфом, то владел целым миром. Ничто и никто не могло доставить ему огорчение. За исключением Новы.
Ах, Нова… Его крест. Да, у него было все, но этого ему было мало. И он все отдал бы за обладание одной-единственной женщиной, которая была недоступна. Полная бессмыслица.
Но когда Бобби бывал пьян или под кайфом, это не имело для него значения.
Он знал только одно. Журнал „Роллинг стоун“ был прав, когда написал, что Бобби больше не в состоянии сочинять песни. В один прекрасный день они просто перестали приходить к нему — вот и все.
Нет вдохновения. Нет стимула. Какого черта еще нет?
„Роллинг стоун“ написал, что Бобби Монделла растерял свой талант. Да какое им до этого дело? Он достиг вершины и еще не скоро упадет с нее.
Зелла любила вечеринки. Каждую ночь они посещали новый клуб или ресторан. Теперь им принадлежал весь Лас-Вегас, где Бобби появлялся регулярно, чтобы оказать очередную услугу Кармине, своему лучшему другу Кармине. Или его лучшим другом был добрый старина Арни?
— Что это у тебя вид, как у утопленника? — спросила Зелла, натягивая экзотический африканский парик, торчащий на макушке ее головы, словно пирожное безе. — И до сих пор не одет.
— А зачем мне одеваться? Мы никуда не идем.