Но, видимо, Шарлин была другого мнения на этот счет. Когда они вернулись домой с едой, ни вещей ее, ни ее самой уже не было благодаря любезности Маркуса Ситроена, приславшего за ней машину с шофером. Рокет поклялся, что никогда не простит ее.
Америка присоединилась к ним в ресторане, когда они уже пили кофе. Она восторженно отозвалась о новой пластинке Бобби, которая уверенно заняла верхние строчки в хит-парадах негритянской музыки.
— Будет сенсация, если она попадет в другие хитпарады, — небрежно заметил Бобби, рассуждая про себя над словами Шарлин.
Америка покачала головой.
— Очень тяжело добиться популярности в мире. Можно по пальцам пересчитать темнокожих певцов, которым это удалось.
— Стив Уандер.
— Дайон Уорвик, — подсказала Романа.
— Джонни Матис, — добавил Рокет.
— Мы говорим о певцах широкого профиля, — заметила Америка. — А Бобби Монделла — это чистый стиль соул. У него много поклонников среди темнокожей публики. Они его любят. Но достаточно ли этого?
Впервые в жизни Бобби подумал, что, может быть, и недостаточно.
— Послушай, малыш, как же так получается, что мы не видим тебя? От тебя вообще ни одного слова. Ты думаешь, такое твое поведение нравится твоей кузине Фанни? У тебя короткая память, что ли? Эта женщина много сделала для тебя, когда ты оказался в трудном положении. А теперь ты снова в фаворе, а мы ни единого слова от тебя не слышим. Что ты скажешь на это, малыш?
Громкий голос на другом конце провода принадлежал, конечно же, Эрнесту Кристалу.
— Ладно, не тарахти, парень, — мрачно ответил Бобби, размышляя про себя: „Как же Эрнесту удалось разыскать меня почти через семь лет, в течение которых мы совершенно не общались?“ — Какого черта тебе нужно?
— Что мне нужно? Что мне нужно? — пытаясь разыграть возмущение, Эрнест аж сорвался на фальцет. — У тебя же есть семья, малыш. Родственники, которые беспокоятся о тебе.
Это точно. Когда он ушел от Фанни и Эрнеста, то попытался поддерживать с ними связь, но никто из них не проявил к этому никакого интереса, так что Бобби со временем вообще перестал звонить им.
— Откуда ты узнал мой номер телефона? — поинтересовался Бобби, успокоившись.
— Мне его дали в твоей студии звукозаписи… когда я сказал им, что я твой любимый дядя.
— Мой кто? — пробормотал Бобби.
— Родственник есть родственник, малыш.
— Не зови меня малышом, понял?
— Это я по привычке. — Эрнест откашлялся, готовясь к дальнейшим разглагольствованиям. — Послушай, ведь это мы приютили тебя, когда мистер Леон Рю вышвырнул тебя на улицу и ты очутился в Нью-Йорке, не зная, куда податься. Это мы предоставили тебе постель, пищу и крышу над головой. Мы ухаживали за тобой, когда ты болел, не требуя при этом ничего взамен.
Похоже, Эрнест совсем забыл и о чеке на шесть тысяч долларов, с которым Бобби приехал к ним, и о той заработной плате, которую он каждую неделю приносил из „Цепной пилы“.
— Ладно, не скули, — оборвал его Бобби, не желая выслушивать хныканье Эрнеста. Если им нужны деньги, то он готов был дать их. Бобби не был богатым, но все-таки мог себе это позволить, а Фанни, в конце концов, была его единственной родственницей.
— Какой ты грубый, мал… гм… Бобби. Совсем не похож на того доброго, толстого ребенка, которого мы когда-то знали и любили.
— Он умер, — сухо отрезал Бобби. — Сколько?
— Черт побери, разве я сказал хоть слово о деньгах? — с возмущением воскликнул Эрнест.
— Сколько, черт бы тебя побрал?
— Ну… — Эрнест замялся, — если уж ты сам задал этот вопрос… Фанни чувствует себя плохо. Она больше не может работать. Поправилась еще на пару фунтов[4]
, и у нее что-то не в порядке с сердцем.— Она была у врача? Ей могли бы прописать диету.
— Она не желает с ними связываться. Они просто берут твои деньги, да еще при этом смеются тебе прямо в лицо. — Эрнест замолчал, выжидая подходящего момента для главной фразы. Вся беда заключалась в том, что он не знал, сколько попросить, но потом решил, что просить надо побольше. — Нас наверняка выручили бы… гм… скажем… двадцать тысяч.
Бобби рассмеялся.
— Или пятнадцать, — робко добавил Эрнест. — У нас столько неоплаченных счетов… — он замолчал в ожидании реакции Бобби.
Бобби возмутила наглость этого проходимца. Двадцать тысяч долларов! Пятнадцать! Ему надо бы просто отослать этого сукина сына куда подальше.
— Я пришлю Фанни чек на три тысячи. А ты передай ей, что неплохо бы ей самой выбрать время и позвонить мне.
— Три тысячи! — воскликнул Эрнест. — Но ты же, наверное, загребаешь кучу денег и хочешь сказать, что можешь выделить только три тысячи…
— Если они тебе не нужны, то так и скажи, — оборвал Бобби.
— Нет, пожалуй, мы возьмем их, возьмем, — промямлил Эрнест тоном несчастного человека. Все-таки три тысячи были лучше, чем ничего.