Как ни жаль, Эдди Мафэр так и не удосужился позвонить Рафилле. И только почти год спустя она случайно встретилась с ним на свадьбе дочери подруги ее матери. Он был шафером и находился уже порядочно навеселе.
— Привет, — сердито бросила она, когда Эдди, не замечая Рафиллы, попытался проскочить мимо ее столика.
Недоуменно глянув на нее, Эдди сказал:
— Ну-ка, напомни мне, крошка. Я что-то не могу вспомнить тебя.
— Естественно, — холодно ответила Рафилла, хотя ей внезапно до боли захотелось снова очутиться в его объятиях, пусть даже среди танцующей толпы в „Аннабел“.
Эдди пристально уставился на нее.
— Сюзанна?
— Нет.
— Диана?
— Нет.
— А кто ты?
— Рафилла.
Ее имя явно ничего ему не говорило.
— Рад тебя видеть, — пробормотал Эдди и удалился.
Вот и весь разговор. А она-то думала, что понравилась ему, придумывала тысячи объяснений, почему он не позвонил. Но теперь ей было совершенно ясно, что Эдди просто забыл ее.
И все же… Рафилла не собиралась сдаваться. В конце концов, ей было уже шестнадцать, она не была той глупой пятнадцатилетней девчонкой, растаявшей под влиянием шарма Эдди. За этот год у Рафиллы было несколько поклонников: Стефан — двадцатидвухлетний брат милосердия, с которым она случайно оказалась рядом в кино и к которому потом несколько недель тайком бегала на свидания, пока он не попытался зайти слишком далеко; Джимми — молодой студент-американец, который водил ее на танцы и научил искусству минета, потому что никаких иных сенсуальных отношений Рафилла не допускала, и Марсель — молодой официант-француз, работавший в местном ресторане. Марсель водил ее на прогулки в лес, где целовал и часами ласкал груди, что доставляло ей огромное удовольствие. После нескольких недель настойчивых просьб Рафилла наконец согласилась сделать ему минет, которому научил ее Джимми. Марсель пришел к экстаз и был очень благодарен ей.
Рафилле хотелось доставить такое же удовольствие и Эдди. Это дало бы ей власть над ним, но одновременно позволило бы сохранить девственность, которой она намеревалась лишиться только после замужества. Они с Одиль много раз обсуждали эту проблему и пришли к выводу, что можно позволять мальчикам все, кроме последнего. Потому что, во-первых, лишаться девственности было слишком опасно, а во-вторых, в этом не было необходимости. Мальчиков вполне удовлетворяли и другие варианты.
Свадьба протекала бурно, на ней присутствовали и молодежь — друзья жениха и невесты, — и более пожилая публика — родственники и близкие друзья семьи. Рафилла знала всего нескольких присутствующих, но ей пришлось танцевать с несколькими восторженными поклонниками. Изредка она бросала взгляды в сторону Эдди, который, казалось, прилип к яркой блондинке в мини, почти такой же пьяной, как и он сам.
Рафилла внимательно посмотрела на Мафэра. Она не привыкла к тому, чтобы ее игнорировали. Ее длинные темные волосы, экзотические черты лица и стройная фигура обычно притягивали внимание многих. Да как посмел Эдди Мафэр даже не вспомнить ее?
По просьбе невесты оркестр начал исполнять песни „Битлз“: „Yellow Submarine“, „Eleanor Rigby“, „She Loves You“.
Эдди с блондинкой, обнявшись, пошатывались на площадке для танцев.
Чувствуя настоятельное желание заставить Эдди обратить на себя внимание, Рафилла решительно подошла к руководителю оркестра.
— Вы можете исполнить „Yesterday“? — спросила она.
— Конечно.
— А можно мне спеть?
— А сумеете? — руководитель оркестра вопросительно посмотрел на нее.
— Разумеется, — уверенно ответила Рафилла.
— Ну хорошо, дорогая, прошу. — Он протянул ей микрофон.
О Господи! Что она делает! Рафилла любила петь, но только одна, для души, в которой чудесное эхо заставляло прекрасно звучать каждую ноту. Вот это да! Да как же она решилась?
„Yesterday, — голос ее слегка дрогнул, — all my troubles seemed so far away, — все смотрели на нее, ей удалось привлечь их внимание. — Now it looks as though they’re here to stay. Oh, I believe in yesterday“.
У нее получилось! Голос звучал прекрасно. Публика внимательно слушала ее, включая мать, которая действительно изумилась тому, что дочь решилась выйти на сцену.
У Рафиллы был приятный низкий голос, пожалуй, даже взрослый, не свойственный ее возрасту. Рафилла пела, устремив взгляд на Эдди Мафэра, и наконец… да… он обратил на нее внимание. Теперь-то уж он наверняка вспомнит ее.
Когда Рафилла закончила, раздались восторженные аплодисменты, со всех сторон посыпались восклицания типа: „А я и не знал, что ты поешь“, и наконец к ней подошел Эдди.
— Где же ты пряталась всю мою жизнь? — спросил он.
Но не успела Рафилла ответить, как рядом появилась мать и все испортила, сообщив, что они уезжают. Но, по крайней мере, Эдди теперь знал о ее существовании. А это уже кое-что.
Спустя две недели Рафилла улетела во Францию на летние каникулы к Одиль. Прибыв в аэропорт Ниццы, она поспешно выскочила из здания аэровокзала, торопясь встретиться с подругой, но вдруг ее словно громом поразило. Не более чем в трех футах[5]
от нее стоял Эдди Мафэр и бегло по-французски спорил с сердитым водителем такси.