В 1881 году три бывших сотрудника «Вакуум ойл» (Дж. Скотт Уилсон, Чарлз Мэтьюз и Альберт Миллер) создали завод-конкурент с намерением возродить старую фирму, используя её технологии и клиентуру. Эвересты пригрозили им судом; Миллер раскаялся; у кого-то возникла идея, чтобы он устроил диверсию на новом заводе и вывел его из строя. 15 июня Миллер приказал кочегару раскалить перегонный аппарат до такой температуры, что нефть закипела. Кирпичный корпус треснул, предохранительный клапан вылетел, произошёл выброс большого количества газа, но пожара не случилось. Миллер с помощью Роджерса скрылся в Калифорнии, а Чарлз Мэтьюз подал встречный иск, требуя возмещения ущерба в размере 250 тысяч долларов. Рокфеллер обо всей этой истории ничего не знал, Миллера в глаза не видел, но от Роджерса и Арчболда ниточка потянулась к нему, и в самый неподходящий момент он получил повестку в суд.
Рокфеллера бесило, что он здесь, как урод на ярмарке, на которого сбегается посмотреть досужая толпа. Сказать по существу дела ему и вправду было нечего. После восьми дней заседаний судья снял обвинения с Роджерса, Арчболда и Макгрегора. Кто-то подарил Роджерсу букет фиалок, которые тот благодарно прижал к груди; Рокфеллер же вскочил со стула, играя желваками, и сказал: «Мне не с чем вас поздравить, Роджерс. Что следует сделать с людьми, которые возбуждают дела таким образом?» Он потряс кулаком в сторону Мэтьюза, пробормотал сквозь зубы: «Неслыханно» — и быстро пошёл к выходу.
Мэтьюз, заставивший его потратить столько времени впустую, был в его глазах всего лишь грязным вымогателем (позже Рокфеллер утверждал, что тот хотел продать свой завод «Стандард ойл» за 100 тысяч долларов, а в суд подал, когда получил отказ). В своей правоте он не сомневался. Но 24 мая Джон Д. неожиданно получил письмо от Уильяма Уордена из Пенсильвании, которое ещё больше испортило ему настроение. «Мы достигли успеха, ни с чем не сравнимого в коммерческой истории, наше имя известно по всему миру, но нашей репутации не позавидуешь, — писал Уорден. — Нас считают олицетворением всего злого, жестокосердного, угнетающего, жестокого (мы полагаем — несправедливо), смотрят на нас косо, указывают на нас пальцем с презрением, и если некоторые добрые люди нам льстят, то только из-за денег, и мы насмехаемся над ними за это, что ведёт к ещё большему ожесточению. Не слишком приятно это писать, поскольку я стремился к почётному положению в коммерции. Ни один из нас не захотел бы иметь подобную репутацию: мы все желаем для себя благосклонности, почёта и любви порядочных людей». Далее Уорден излагал свой план раздела прибыли, который мог бы умерить враждебность нефтепромышленников, и закончил словами: «Не откладывайте это письмо и не выбрасывайте; подумайте над ним, поговорите о нём с миссис Рокфеллер, она — соль земли. Как рада бы она была увидеть перемену в общественном мнении, а своего мужа — почитаемым и прославляемым. <…> Весь мир возрадовался бы, увидев подобные усилия для народа — трудящегося народа».
Рокфеллер ответил через неделю: «Я не мог написать Вам раньше или тщательно поразмыслить, но будьте уверены, что содержание [Вашего письма] от меня не укроется». Сейчас же ему некогда — он вместе с семьёй отплывает в Европу.
Пароход отчалил 1 июня 1887 года; члены руководства «Стандард ойл» плыли за ним на буксирном катере и махали платочками. Они были рады за босса: пусть немного отдохнёт и развеется, нельзя же так — всё работа да работа. Тот какое-то время держался, но за 460 миль до Саутгемптона сломался и отбил телеграмму своему секретарю Джорджу Роджерсу: «Я уже жажду узнать о делах».