Рокфеллер занял место свидетеля, и председатель Уолш зачитал письмо Джесси Уэлборна Старру Мёрфи о некоем священнике, который позволил себе «нескромные замечания» в адрес компании и выказал «социалистические тенденции». Стоит ли его выслать? Джон сказал, что, по его мнению, все священники вольны говорить то, что думают. «Было ли вам известно, что Джефферсон Фарр служит шерифом и что в течение пятнадцати лет ваша компания использовала своё влияние для его избрания? — продолжал Уолш. — Известно ли вам, что перед стачкой он привёл к присяге триста человек в качестве своих заместителей, а ему сказали, что компания “Колорадо фьюэл энд айрон” снабдит их оружием и деньгами?» Джон сказал, что не знал об этом, как не знал и о найме агентов для выслеживания лидеров профсоюза, и добавил: «Как гражданин хочу сказать, что всё, препятствующее осуществлению демократической формы правления, недопустимо. Если бы мой дом и моя собственность подвергались опасности, я сделал бы всё, что в моих силах, для их защиты». Последним в этот день был вопрос: «Что бы вы сделали с сотрудником корпорации, признавшимся в использовании денег для оказания влияния на выборы?» — «Я не хотел бы вести дела с таким бесчестным человеком», — ответил Джон.
Выйдя на улицу, он пошёл по Бродвею на работу, сопровождаемый толпой вопящих демонстрантов. Комиссар полиции выделил людей для его охраны, но Рокфеллер-младший от неё отказался. «Отец никогда никого не боялся, — сказал он. — Я не хочу, чтобы люди думали, будто мне нужна полиция для защиты». Рокфеллер-старший передал ему ещё восемь тысяч акций «КФА».
После встречи с «Мамашей Джонс» на Бродвее, 26, Айви Ли запустил в кабинет журналистов, и Рокфеллер-младший сделал заявление для прессы: «Господа, я знаю, что мой долг как директора — узнать больше о положении на шахтах. Я сказал Матери Джонс, что в шахтёрских городках, конечно же, должны быть свобода слова, свобода собраний и независимые, а не принадлежащие компании школы, магазины и церкви. Я отправлюсь в Колорадо, как только смогу, чтобы ознакомиться со всем самому».
Джон Д. сравнивал допрос сына с судом над Жанной д’Арк. А вот газета «Нью рипаблик» от 30 января писала: «Те, кто его слушал, многое ему простили бы, если бы почувствовали, что видят перед собой великого человека, истинного властелина, незаурядную личность. Но Джон Д. Рокфеллер-младший — всего лишь молодой человек, угодивший в неприятности, затравленный и благонамеренный. Никаких признаков государственного деятеля, никаких лидерских качеств в больших делах — просто осторожный, усидчивый, в целом неинтересный человек, оправдывающий себя пошлыми нравоучениями и мелкими добродетелями».
В этих словах была большая доля истины. Кстати, тогда же, в январе, Джон попросил у отца денег взаймы на покупку коллекции китайского фарфора покойного Моргана, выставленную в музее Метрополитен. Она стоила целый миллион. Рокфеллер отказал, но Джон настаивал: «Я никогда не тратил деньги на лошадей, яхты, автомобили или прочие экстравагантные вещи. Увлечение фарфором — моё единственное хобби, единственная вещь, на которую я готов потратиться... Пусть это дорогостоящее хобби, зато спокойное, не показное и не сенсационное». Отец уступил; Джон горячо его благодарил: «Я полностью сознаю, что ни в коей мере не стою такой щедрости с твоей стороны»...
Джон Д. дорожил отношениями с сыном, поскольку тот из всех детей был самым близким ему, а его собственные дети любили деда и часто его навещали. Дочери же всё больше отдалялись от него.
Альта писала, что муж превращает её жизнь «в один длинный, радостный сон», а дети «любят его нежно и уважают так сильно, что им нестерпимо видеть, если малейшая тень омрачит его лицо». Однако такие экзальтированные фразы звучали неискренне. Скорее всего, дети просто-напросто боялись отца, который относился к ним без душевной теплоты и сердечности. Все трое должны были церемонно одеваться к ужину, им запрещали приводить в дом друзей. Прентис перевёл «Остров сокровищ» на латынь и заставлял детей каждый вечер говорить с ним на этом языке. По воскресеньям он зачитывал эссе на определённую тему и устраивал семейную дискуссию. Кроме того, он увлёкся генетическими теориями Грегора Менделя и начал экспериментировать с картофелем, молочным скотом и курами. В Маунт-Хоуп чаще можно было встретить генетиков из колледжа Уильямса, чем светских особ. Когда Пармали затеял опыт по скрещиванию чёрных и белых мышей, Альта сфотографировала тысячу грызунов.
Эдит в Швейцарии взялась изучать астрономию, биологию, историю и заниматься музыкой. На сеансы психоанализа к Юнгу она больше не ходила, зато ими увлёкся Гарольд, да так, что передал должность казначея компании «Интернэшнл харвестер» своему брату Сайрусу. На свадьбу Сайруса в феврале они не приехали.