К тому времени Национальной гвардии удалось доставить в шахты рабочих, не состоявших в профсоюзе. Но у штата Колорадо кончились деньги (каждому гвардейцу платили по три с половиной доллара в день), и губернатор решил отозвать войска. В Южном Колорадо оставили только одну роту, состоявшую по большей части из охранников «КФА» и агентов Болдуина-Фелтса, которым велели надеть форму национальных гвардейцев. Утром 20 апреля, на следующий день после православной Пасхи, которую праздновали в палаточном городке под Ладлоу, в лагерь пришли три гвардейца с приказом отпустить некоего человека, якобы удерживаемого там против его воли. Вожак забастовщиков Луис Тикас пошёл с ними разбираться на железнодорожную станцию в полумиле от лагеря. Пока его не было, охранники заняли позицию вдоль железнодорожного полотна и установили пулемёт. Почуяв неладное, Тикас побежал обратно в лагерь. Шахтёры вышли на разведку; прозвучал выстрел, потом два взрыва. Между железной дорогой и вершиной холма, где залегли стрелки шахтёров, началась перестрелка, сотни людей бежали под огнём в укрытие.
Бой продолжался весь день. После полудня охранники получили подкрепление, но и забастовщикам многие сочувствовали: в сумерках паровозная бригада намеренно остановила грузовой поезд перед пулемётом, позволив шахтёрам и их детям отступить за Чёрные холмы. В семь часов вечера охранники вступили в лагерь и подожгли его. Из охваченных огнём палаток выскакивали женщины и дети — пулями их загоняли обратно. Мужчины бросались на помощь своим семьям — и падали замертво. Четыре женщины и 11 детей прятались в яме под палаткой, которая упала и загорелась; две женщины и все дети задохнулись. Всего же в «бойне в Ладлоу» погибли 55 женщин и детей, не считая мужчин. Тикаса и ещё двоих забастовщиков схватили, ударили прикладами и пристрелили. Их тела три дня пролежали на рельсах, пока профсоюз железнодорожников потребовал убрать их и похоронить по-людски. Потери нападавших составили четыре человека.
Бауэрс представил это избиение младенцев актом самозащиты. Джон-младший снова поверил и выразил сожаление по поводу новой «вспышки беззакония». В это время он с Эбби занимался ландшафтным дизайном в Кайкате — разве мог он в полной мере представить себе, что творилось в Ладлоу? В конце апреля известный журналист и писатель Эптон Синклер прислал ему «торжественное предупреждение»: «Я намерен нынче вечером предъявить вам обвинение в убийстве перед лицом народа нашей страны... Но, прежде чем пойти на этот шаг, я хочу предоставить вам возможность сыграть честно». Рокфеллер отказался дать ему интервью, и Синклер возглавил «траурное шествие» возле Бродвея, 26, в котором приняла участие делегация из Ладлоу. В контору прорвалась женщина с заряженным пистолетом; её вывели.
Президент Вильсон написал Рокфеллеру-старшему, прося его встретиться с конгрессменом Фостером, пока тот не уехал в Колорадо. Джон Д., как обычно, ответил, что уже 20 лет не при делах, пусть поговорит с его сыном. 27 апреля Джон-младший повторил Фостеру то же самое: «КФА» контролирует только треть производства угля в Колорадо, нельзя сваливать всю вину на неё; если работники чем-то недовольны, пусть обращаются к дирекции шахт; вопрос о вхождении работников компании в профсоюз обсуждению не подлежит. Несколько дней спустя Вильсон ввёл в Колорадо войска.
Рокфеллер-младший оказался ещё большим чудовищем, чем его отец! Джон Лоусон из ОГА говорил, что он может «успокаивать свою совесть, регулярно посещая воскресную школу в Нью-Йорке, но никогда не будет оправдан за совершение ужасных зверств». Даже Хелен Келлер (слепоглухая девушка, сумевшая научиться говорить, читать и писать и окончившая колледж благодаря материальной помощи Генри Роджерса и Рокфеллеров) заявила прессе: «Мистер Рокфеллер — чудовищное порождение капитализма. Он жертвует на благотворительность и в то же время позволяет расстреливать беззащитных рабочих, их жён и детей». Кайкат осаждали анархисты и члены профсоюза индустриальных рабочих мира под руководством Эммы Голдман и Александра Беркмана. Несмотря на противодействие охраны, некоторым удалось проникнуть внутрь, разбить окна в доме и поджечь хлев. Уверенный в своём даре убеждения, Рокфеллер-старший пошёл к воротам, думая, что сумеет успокоить протестующих, но охранники вернули его в дом. Вызвали пожарных с водяными пушками, чтобы помешать демонстрантам перелезть через забор. В гольф играть было невозможно — отвлекали вспышки фотоаппаратов, и распорядок дня пришлось изменить. Покантико обнесли оградой из колючей проволоки.