В 1936 году Дэвид с отличием окончил Гарвардский университет, написав диплом о Фабианском социализме «Обнищание глазами фабианцев». «Я указывал на то, что традиционный европейский подход к бедности был основан на христианской концепции покаяния за грехи подаянием милостыни, — разъясняет Дэвид в мемуарах. — Акцент делался на преимущества, получаемые в загробной жизни дарителями, а не на выполнение социальных обязательств перед людьми, нуждающимися в этом. Фабианские социалисты под руководством Сидни Уэбба и его жены Беатрис придерживались противоположной точки зрения. Они рассматривали обеспечение минимального уровня жизни для каждого как фундаментальное право всех граждан и неотъемлемую обязанность государства». По совету Маккензи Кинга Дэвид остался в Гарварде ещё на год, чтобы изучать экономику. В конце 1937-го ему предстояло уехать в Англию, в Лондонскую школу экономики. А в конце мая грянула новость: дед умер.
Джон Д. до последнего дня сохранял ясный ум: играл на бирже, шутил с миссис Эванс. 22 мая выкупил закладную на здание баптистской церкви на Евклид-авеню. Вечером того же дня с ним случился сердечный приступ, и в четыре часа утра он впал в кому. Джон Д. Рокфеллер умер во сне, не дожив полутора месяцев до своего 98-летия.
Весть о его смерти быстро облетела город; возле дома стали собираться толпы, в церкви звонили в колокол. После краткой похоронной церемонии в Ормонд-Бич, на которой присутствовали только слуги и друзья, гроб под охраной мотоциклиста доставили на вокзал, погрузили в частный вагон и отвезли в Покантико. На платформе в Тарритауне его встречал Джон-младший с пятью сыновьями в одинаковых костюмах. В Кайкате гремел орган; вокруг Покантико выставили военные кордоны, чтобы непримиримые враги покойного не могли нарушить прощальную церемонию. Служащие всех отделений «Стандард ойл» по всему миру почтили память основателя пятью минутами молчания. 27 мая тело Рокфеллера вернулось в Кливленд, чтобы занять приготовленное для него место — между матерью и женой. Из опасений, что вандалы могут осквернить могилу, её накрыли тяжёлой каменной плитой, которая выдержала бы и взрыв бомбы.
После его смерти осталось 26,4 миллиона долларов — Джон Д. всё-таки нашёл способ «не остаться без куска хлеба». Большая часть его капитала состояла из государственных казначейских билетов; из сентиментальности он также сохранил одну акцию «Стандард ойл Калифорния» с надписью «Сертификат № 1». 6 июня газета «Нью-Йорк тайме» опубликовала его завещание: отменив все прежние распоряжения, он перевёл 25 миллионов в трастовый фонд для своей внучки Маргарет де Куэвас и её детей. Другим внукам не перепало ничего — им пусть деньги завещают их родители.
Газета «Аргонавт» за 16 июня назвала Рокфеллера «величайшим филантропом в мире, создателем научной благотворительности». «Благодаря ему в мире стало лучше жить. Будь благословенна память о Гражданине Мира номер один», — сказал прокурор Сэмюэл Антермайер, который когда-то пытался выжать из Рокфеллера информацию в суде.
Джон-младший переехал жить в Кайкат. Он не отказался от довеска к своему имени: «Джон Д. Рокфеллер был только один».
Глава четвёртая
НАСЛЕДНИКИ
Лично я убеждён, что главная причина
экономических различий между людьми —
это личностные различия.
Никогда не торопись винить других,
обрати сначала внимание на самого себя
и на свои недостатки в отношениях с
другими людьми. Цени и понимай других
за их хорошие качества, а не за плохие.
В жаркий воскресный день 30 апреля 1939 года, ровно через 150 лет после инаугурации первого президента США Джорджа Вашингтона, в Нью-Йорке состоялось торжественное открытие Всемирной выставки, на котором присутствовали 206 тысяч человек. Речь Франклина Д. Рузвельта, переизбранного на второй срок, транслировали не только по радиоканалам, но и по телевидению — на чёрно-белых экранах двух сотен телеприёмников с кинескопом в 5—12 дюймов, установленных по всему городу. Эн-би-си (Национальная широковещательная компания) начала регулярные телепередачи в Нью-Йорке. Чтобы убедить скептиков, что это не фокус, один из телевизоров сделали с прозрачным корпусом, сквозь который было видно все детали. В павильоне Радиокорпорации Америки посетители могли увидеть себя на телеэкране. Тогда же первые телевизоры поступили в продажу в различные нью-йоркские магазины. После выступления Альберта Эйнштейна о космических лучах зажглись ярмарочные огни; ВИП-гости получили особые программки дня открытия, в которых имя каждого было набрано шрифтом Брайля.