Рокфеллеры

А на компанию как раз сейчас ополчилось правительство. В декабре 1889 года сенатор от Огайо Джон Шерман внёс в конгресс проект закона, направленного против трестов. Это был не единственный законопроект такого рода: их насчитывалось тогда штук пятнадцать или шестнадцать. Но Шерман! Как он мог? В августе 1885-го, когда он вёл свою предвыборную кампанию, Марк Ханна сказал Рокфеллеру: «Джон Шерман сегодня — наша главная опора в сенате для защиты наших бизнес-интересов». Тот сначала сомневался, но потом послал чек на 600 долларов, который ему не вернули. Теперь же угроза, на которую Арчболд легкомысленно не обращал внимания, вполне материализовалась, так что Рокфеллеру даже пришлось, изменив своим принципам, высказаться в прессе. «Законопроект сенатора Шермана носит крайне радикальный и деструктивный характер, предлагая штрафовать и сажать в тюрьму всех, кто прямо или косвенно участвует в организациях, над которыми конгресс вряд ли вообще имеет какую-либо власть», — написал он в статье, напечатанной 2 апреля 1890 года в газете «Нью-Йорк уикли уорлд». «Закон Шермана» запрещал соглашения, препятствующие конкуренции, и попытки монополизации рынка, предоставляя частным лицам, понёсшим ущерб от подобных действий, право подавать в суд для возмещения убытков в тройном размере. Искусственное повышение цен за счёт сокращения предложения объявлялось вне закона. Возникновение монополии естественным путём ещё не считалось преступлением, но действия по поддержанию этого статуса или намеренное его создание предлагалось карать штрафом до пяти тысяч долларов или годом тюрьмы, а то и тем и другим. Заявлялось, что целью закона было защитить потребителей от злоупотреблений. Президент Гаррисон подписал его 2 июля 1890 года.

Всем было понятно, что антимонопольный закон направлен прежде всего против «Стандард ойл»; однако Арчболд, не веривший в способность политиков делать дело, а не просто болтать языком, оказался прав. Закон с расплывчатыми формулировками, не имевший никаких реальных инструментов для его применения, был настолько нашпигован лазейками, что его прозвали «законом швейцарского сыра». Запрещая торговые ассоциации, он побуждал компании к слияниям, что способствовало концентрации производства, а значит, противоречило заявленной цели. По сути, он действовал лишь на бумаге, ив 1891 году Рокфеллер вновь поддержал переизбрание сенатора Шермана. Зато осенью, через четыре месяца после антимонопольного закона, конгресс принял «тариф Маккинли», внесённый знакомцем Джона Д., повышающий почти на 50 процентов пошлины на импортные товары, чтобы защитить отечественную промышленность от конкуренции.

В 1891 году по предписанию врача Рокфеллер «взял больничный» и на восемь месяцев уехал в Форест-Хилл, с удовольствием переложив все заботы о благотворительности на плечи Фредерика Гейтса, который в марте перевёз свою семью — жену Эмму и четверых детей (позже родятся ещё трое) — в Монклер, штат Нью-Джерси, и перенёс свою контору в Темпл-Корт, поблизости от Бродвея, 26. Секретарю Рокфеллера Джорджу Роджерсу дали строгие инструкции: не говорить боссу о делах, разве что случится что-нибудь совсем уж из ряда вон выходящее. Джон Д. работал в поле, катался на велосипеде, ел простую здоровую пищу и в шутку утверждал, что становится «великим концертным певцом». Кроме того, он оставался диаконом и экономом воскресной школы, оплачивая половину расходов церкви из собственного кармана.

Церковь, впрочем, преподнесла ему сюрприз. Оказалось, что для двадцатилетней Альты, преподававшей в воскресной школе, «пришла пора»: год назад она влюбилась... в пастора — преподобного доктора Кренделла, всего на пять лет моложе её отца (его сын учился в колледже, а дочь — в частной школе), который полтора года назад овдовел и пытался заполнить душевную пустоту. Поверив в наивную любовь Альты, преподобный заговорил с ней о браке. Когда слухи об этом дошли до Рокфеллера, он сначала не поверил, потом пригласил сплетников к себе домой, расспросил и был как громом поражён открывшейся правдой. Кренделлу он выставил ультиматум: либо он уезжает, либо Рокфеллер выйдет из числа прихожан баптистской церкви на Евклид-авеню (которая без его денег просуществовала бы недолго). Кренделл перевёлся в Чикаго — якобы для того, чтобы дать своим детям лучшее образование.