Один шустрый репортёр тотчас ринулся на Бродвей, 26, за комментариями; Сэмюэл Додд учтиво разъяснил ему, что решение суда не будет иметь никаких последствий, а договор о доверительном управлении вообще-то и не нужен: его заключили просто так, для очистки совести. Додд был спокоен, потому что они с Рокфеллером ещё несколько лет назад рассмотрели все возможные варианты действий на случай роспуска треста по решению суда. Например, в 1889 году штат Нью-Джерси принял закон, позволявший компаниям-резидентам владеть акциями других корпораций, — чем не вариант? 10 марта Додд объявил, что трест будет ликвидирован. На следующий же день всех держателей сертификатов «Стандард ойл» оповестили о собрании, которое состоится 21 марта и на котором они смогут обменять свои сертификаты на соответствующее количество акций двадцати входивших в трест компаний. Распределение полномочий, денег и дивидендов внутри империи «Стандард ойл» останется прежним.
Председательствовал на заседании 21 марта Джон Д. Рокфеллер, которому принадлежали 256 854 из 972 500 акций. В помещение, способное вместить 200 человек, набилось целых три сотни акционеров, поэтому долго размусоливать не стали: проголосовали единогласно за роспуск треста, назначили восьмерых ответственных за его ликвидацию и разошлись. Рокфеллер тоже был в их числе, но поскольку он только-только оправился от разных хворей, то предпочёл переложить ношу на плечи коллег. Это было весьма прозорливо, поскольку ликвидация проходила долго и трудно, в обстановке свар и нервотрёпки: мелкие акционеры не хотели менять сертификаты треста на акции компаний, не приносившие дивидендов и не котировавшиеся на вторичном рынке.
Головная компания теперь называлась «Стандард ойл Нью-Джерси». Она скупила огромные пакеты акций других компаний «Стандард ойл» и теперь владела имуществом по всей территории США, от Атлантики до Тихого океана, образовав огромный холдинг. Исполнительный комитет на Бродвее, 26, официально распустили, но его члены теперь превратились в президентов двадцати дочерних компаний. На внутреннем жаргоне их называли «джентльмены сверху» или «джентльмены из комнаты 1400». Порядок рассадки за обеденным столом не изменился (за исключением опустевших стульев Пратта и Флаглера). 17 акционеров (почти сплошь руководители «Стандард ойл» и члены их семей) обладали контрольными пакетами двадцати компаний и назначали их директоров.
Вдумчивым наблюдателям было ясно, что законодатели пытаются палочкой закона проделать дыру в желеобразной массе треста, которая тотчас затягивается. Вряд ли проблему удастся решить таким способом. Нашлись горячие головы, которые рассматривали и другой вариант примерно в то же время Генри Роджерс сообщил Лоре Рокфеллер, что получил письмо от организации «Справедливость или Истребление», в котором сообщалось, что ему на дом отправлена посылка с бомбой.
Подобные угрозы следовало воспринимать всерьёз: анархисты и прочие борцы за социальную справедливость с лёгкостью переходили от слов к делу. 27 марта 1892 года в Париже взорвалась бомба, ранив семь человек. Устроившего взрыв Равашоля (Франсуа Кёнигштейна), причастного к нескольким терактам и убийствам, поймали и судили. Накануне суда, 25 апреля, ещё одна бомба взорвалась в ресторане, где работал официант, донёсший на Равашоля, при взрыве погибли хозяин и один из клиентов. Анархиста казнили 11 июля. При этом журналист-антисемит Эдуар Дрюмон напишет в своей газете «Либр пароль», что «банковские анархисты» своими махинациями причиняют гораздо больше вреда, чем бомбы Равашоля. Как раз в это время на Бродвее, 26, тайно принимали «анархиста трёхмиллиардного уровня» — барона Альфонса де Ротшильда. «Мы достигли с ними предварительного соглашения, — писал Арчболд Рокфеллеру в Форест-Хилл. — Едва ли мне следует напоминать, что для всех сторон желательно держать это дело в строжайшей тайне. Было решено, что нам лучше не видеться с людьми Нобелей, но что Ротшильды попробуют найти к ним подход. Барон Ротшильд обращался с нами крайне учтиво, и мы были очень рады тому, что он бегло говорит по-английски, это значительно облегчало наше общение». Тем не менее в Европе какие-то данные о встрече всё-таки просочились в прессу, потому что художники изощрялись, рисуя карикатуры с неуклюже обнимающимися спрутом и медведем.