Рокировка Сталина. СССР-41 в XXI веке

Зевающий после бессонной ночи оперуполномоченный ГУГБ НКВД Петр Лерман сегодня был совершенно не похож на себя. Куда девался стройный, всегда подтянутый и гладковыбритый сержант с щегольским пенсне. Сейчас перед Светловым сидел усталый мужичок в мешковатой мятой форме, с тяжелыми черепаховыми очками на носу, больше всего напоминающий классического бухгалтера в период сдачи годового отчета. Нервного, замотанного до последней степени и зло глядящего на окружающий мир сквозь толстые линзы.

— Ну как? — спросил Светлов.

— Да уже у самого в глазах рябит от этих… иновременных, — ответил Лерман и, не удержавшись, зевнул. — Черт их побери. Словно плотину прорвало. Едут и едут, толпами. Все поезда забиты, как бочки с огурцами. Ладно бы, если бы жить, так ведь большинство просто посмотреть едет. А у тебя как?

— Еще хуже, — махнул рукой младший лейтенант, — ты-то в основном с бумагами…

— Товарищ сержант, — заглянула в дверь кабинета озабоченная женщина средних лет. — Где у вас можно кипяточком разжиться?

— По коридору до конца и направо, — спокойно ответил Лерман.

— Это кто у тебя? — обалдел Светлов.

— Они же. Едут впятером на крохотной машинке. Меньше «эмки». Муж, жена и трое детей. В КПЗ разместили.

— В КПЗ?

— Ага! Негде больше, все в городе забито. Да и все равно, там нет никого.

— Если вдруг задержанных приведут?

Лерман махнул рукой:

— Прикую к батарее. Мы же теперь «кровавая гэбня». Палачи и садисты. Слышал эту байку?

Светлов кивнул:

— Не то слово. Всю плешь проели! Каждый второй вспоминает!

— Вот, — продолжил Исаак, — раз садисты, то и прикую. Зато дети будут спать на удобных нарах!

При слове «спать» оба зевнули.

— Непонятные они какие-то, — продолжил Светлов. — Словно с другой планеты. Семьдесят лет! Другой мир, другие люди. Как марсиане…

— Ну а эти, на заставе, «чоповцы»? — уточнил Лерман, глядя в лицо младшему лейтенанту.

— Нет, те простые. Как мы. Одно слово — бойцы. А тут мутно все.

Сержант опять зевнул. Лейтенант безуспешно попытался сдержаться. Получилось только хуже.

— Подозрительные есть?

— Полно! По мне — так все подряд. Ну… Вот этот, например. По профессии — журналист. Едет предупредить деда, чтобы тот в аварию не попал. Но не чувствую я в нем любви к предку. Предлог это.

— Как считаешь, на самом деле что?

— Хрен его знает. Наверное, посмотреть хочет, что у нас и как. Может, думает насовсем перебраться, а может, наоборот, собирается потом гадости говорить. Не поймешь, пока не проявится. Сам понимаешь, проявится уже, когда назад вернется. Не умеем мы, товарищ сержант, им в душу заглядывать. И что с ним сделаешь? Не пустить — так не за что вроде. А пустить — хрен его знает…

— И что решил?

— Пустил, конечно. Куда деваться, приказ от двадцать третьего. Решил, пусть будет ваша проблема.

— Наша… ваша… Общая у нас проблема, общая… Давай бумаги. — Лерман взял протянутые документы, посмотрел и что-то на них пометил. — Пошлю в Смоленск, пусть приглядят… От меня теперь куда?

— А в отряд вызывали. Сам понимаешь, иначе к тебе и не зашел бы.

— Понятно. Ладно, бывай. Мне сейчас, кроме твоих, еще кучу дел подкинули.

— Понятное дело, — пожал руку вставшего сержанта Светлов. — С этим Событием ни поспать, ни пожрать.

— Это точно, никакой жизни, ни половой, ни общественной, — коротко усмехнулся Лерман и, уже не глядя на уходящего пограничника, углубился в бумаги.

Восточная Пруссия, г. Кенигсберг.

Ганс Нойнер, оберштурмфюрер СС, дивизия «Мертвая голова».

Ганс сидел на летней площадке небольшой бирштубе и с удовольствием разглядывал проходящих мимо девушек. Сидящий рядом Куно деликатно молчал, потихоньку потягивая пиво из большой кружки. В этом заведении блюли традиции и пивные кружки были настоящими керамическими, с крышкой, словно только что перенесенными на стол прямо из шестнадцатого века. Поймав себя на очередной мысли о временном переносе, Ганс нервно усмехнулся и сделал большой глоток из кружки. Надо бы отвлечься от всего мира, сходить в бордель. Только вот с этим в Кенигсберге было совсем плохо, точнее вообще никак. А ехать в женское общежитие «трудового фронта» не хотелось, да и времени было мало. Ганс отпил еще глоток, посмотрел на часы и мысленно чертыхнулся. Командир, конечно не опаздывает, но сильно задерживается. Неужели действительно что-то случилось? Беспокойство Нойнера оказалось напрасным, из притормозившего прямо напротив трамвая выбрался Кнохляйн. Что сразу удивило Ганса — в гражданском костюме, а не в форме.

— Привет, камрады. Сидите, — заметно было, что Фриц не хотел привлекать лишнего внимания. — Что пьете?

— «Остмарк», — ответил Куно, жестом подзывая кельнера.

— А «Понарт» у вас есть? — вежливо, совсем не похоже на себя, спросил подбежавшего служителя Кнохляйн. Ганс сразу сообразил, что его подозрения совсем не беспочвенны и неприятности все же будут, поэтому, пока Ганс заказывал пиво, допил одним глотком кружку.

— А мне шнапс, — дополнил он заказ.