Сейчас он сидел, положив ногу на ногу, словно в кафе, и отвечал, щурясь сквозь дым сигареты. В голосе и взгляде была насмешка. Что это — самообладание человека, который ничем не нарушил закона? Или уверенность, что мне не по силам такой крепкий орешек. А может, его беззаботная поза скрывала пренебрежительное отношение к моему ведомству и к его представителям.
Я еще раз убедился: что тюрьма — это серьезный вуз. Весь вопрос только в том, кто и с какими оценками его заканчивает.
Я ничего не ответил Жоре. Не стоило ему возражать.
Мы вышли во двор. На скамейке, рядом с застекленным крыльцом сидела толстая женщина, держа на коленях сетку с хлебом и пакетом сахара. Это была мать Жоры, уборщица. В это утро она раньше, чем я предполагал, возвратилась с работы. Хорошо помню, как она пыталась выставить меня из своего дома — еще тогда, в первое мое посещение, когда я пришел, чтобы арестовать ее сына.
— Вот это кто, — сказала она. — Слышу, знакомый голос, а понять не могу, кто это Жору песочит.
— Доброе утро.
— Добрутро, товарищ начальник. Опять занялся моим сыном? Я уж объяснила участковому, что деньги не мои. Которые у меня есть, те на сберкнижке. Двор-то у нас старый, вокруг полно мусора, в мусоре крысы живут, вот, значит, крысы и притащили деньги откуда-то… Крысы — они такие, увидят что-нибудь пестрое, так в гнездо и тащат, совсем как сороки…
— Не пойму, о чем вы.
— Мама, не вмешивайся, — сказал Жора.
— Как это не вмешивайся? Он тебя обвиняет, а я, мать, — не вмешивайся? В чем вы его обвиняете? — приступила она ко мне.
— Да есть вопросы, на которые он не отвечает. Я его спрашиваю о девушке — он ездил на море, — а не о крысах. О крысах скажете участковому.
— Мама, иди в дом, мы сами разберемся.
Она пошла к дому, волоча ноги, точно старуха, продолжая протестовать:
— Господи, за что ты наказал нас? Рожаем, растим детей, а после страдаем за них… За что, господи, ты нас наказал, за что?!
— Не обращайте внимания, ведь мать, — сказал мне Жора.
Я в общем-то и не обращал на нее внимания, но задумался об истоках материнской боли. Упреки ее не мне адресованы были, а сыну.
Дома меня ждала неожиданность, и не одна. Сынишка играл в гостиной. Не успел я закрыть входную дверь, как он бросился ко мне.
— Папа, ты почему рано? Ты что, заболел?
Даже в выходной день ему странно было видеть меня дома в такую рань. Не дав снять плащ, он потащил меня в комнату.
— Иди посмотри, какой замок я построил!
Я смотрел на замок из разноцветных пластмассовых кубиков и старался изобразить искреннее восхищение:
— Ух, какой громадный!
Услышав шаги за спиной, я оглянулся. Лена стояла на пороге и наблюдала за нами, слегка наклонив голову. Эта поза была мне хорошо знакома и не предвещала ничего хорошего.
— Янчо тебя ищет, — сказала она.
Янчо — мой приятель со студенческих лет, работает в суде.
— Передал что-нибудь?
— Сказал, отец и мать той манекенщицы — ну, которая отравилась грибами — подали в суд. Обвиняют тебя в убийстве их дочери и требуют… ты не поверишь! Требуют заплатить им по восемь тысяч левов за их горе!
— Солидная сумма. Максимум того, что можно потребовать по закону.
— Смеешься? А если подумать, одной-двумя тысячами левов ты вряд ли от них отделаешься.
— Если докажут, что я виновен в смерти девушки, буду платить.
— Юристы не станут с тобой церемониться, хоть ты и работаешь в милиции!
— Лена, ты напрасно грубишь…
— Перестань! — жена почти кричала. — Я ночами не сплю, у меня бессонница из-за тебя, а тебе наплевать!
Действительно, в последнее время нервы у нее не выдерживают, да и мои, не скрою, барахлят. Я не мог успокоить ее. Черт побери, может, женским своим чутьем она улавливает беду, нависшую над моей головой?..
— Утром тебя настойчиво искали, — сказала моя жена. — Из управления.
Позвонил на работу. Ответил мне Ваклев. У него выходной, и мне показалось странным, что он дежурит.
— Начальство! Где ты ходишь? Я тут взбучку получил вместо тебя.
Голос у него был не сердитый, и я молча ждал, пока коллега скажет, зачем меня искали.
— Сегодня утром в парке нашли Данку Шанову. Она задушена.
— Задушена? Когда умерла?
— Вчера, приблизительно между семью и девятью часами вечера. Утром какой-то человек выгуливал свою собаку и обнаружил тело. В кустах. Я там был с бригадой. Все сделали, как положено, — осмотрели, сфотографировали, даже обыскали с магнитом все окрестности. Ничего не нашли. В ее зажатом кулаке обнаружили пуговицу, по всей вероятности — от мужского пиджака.
— Все же кое-что…
— Таких пуговиц в Софии не меньше миллиона.
— Возьми машину, пожалуйста, и заезжай за мной. Хочу осмотреть место.
Мы с Ваклевым шли по боковой аллее в западную часть парка. Над головами нависли голые ветви деревьев. Ветер сметал опавшие листья в углубления и наметал холмики вокруг каждого куста. Остановились возле лавочки.
— Вот где ее нашли, — сказал Ваклев, показывая на кусты шагах в десяти от лавочки.