Рокко

— У меня такое чувство, что если я скажу тебе, бедные парни не появятся завтра в школе.

— Чертовски верно, — тихо сказал он. — Ты моя.

— Тогда сделай меня своей. — Она скользнула руками под его рубашку, коснулась его тёплой кожи. Он был гладким и твёрдым, и ей хотелось исследовать каждый мускул, каждый дюйм его тела. Она хотела лизать, сосать и поглощать этого мужчину, который каким-то образом сумел заполнить пустоту, что окутала её после смерти матери. Она хотела его с его спокойной интенсивностью, его сухим чувством юмора, его любовью к джазу, его страстью к автомобилям и тем, как он заставлял её чувствовать, что она была центром его мира, когда они были вместе.

Рокко застонал, и она задрала его рубашку повыше, затем наклонилась, чтобы поцеловать его в грудь.

— Я мечтала прикоснуться к тебе, — пробормотала она, вдыхая знакомый запах его кожи, сырой и мускусный, кожи и дождя.

Она чувствовала, как колотится его сердце в груди, слышала, как участилось его дыхание. Его руки скользнули вокруг неё, поглаживая её изгибы и спускаясь к её заднице. А потом он повёл её назад, пока она не почувствовала грубую кору дерева сквозь мягкий хлопок своей рубашки. Он приподнял её подбородок и пристально посмотрел ей в глаза, словно пытаясь убедить себя уйти.

— Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я, cara mia (*дорогая моя, итал., прим. перев.). И твой первый раз должен быть особенным. С кем-нибудь, кого ты любишь, с кем-то ближе к твоему возрасту. Только не это. Не я.

— Что может быть более особенным, чем это? — Она неопределённо махнула рукой в сторону густого серого тумана вокруг них, мокрых листьев на тяжёлых ветвях, скрывающих их из виду, шёлковой зелёной травы под ногами, сверкающей, когда капли дождя мягко падали с неба. — Это волшебно. Я чувствую себя так, словно мы находимся в нашем собственном облаке. Я даже не слышу шума уличного движения. Это сделано для нас. Всё, чего не хватает, — это музыки.

Он вздрогнул и наклонился, чтобы поцеловать её, нежно и сладко. Его губы скользнули по её щеке к уху, и он спел её любимый куплет Синатры «All the Way», когда его руки скользнули под рубашку, чтобы обхватить её грудь.

В отличие от парней, с которыми она целовалась на вечеринках или за школой, Рокко знал, что делал. Он нежно сжал её грудь, исследовал каждую мягкую выпуклость, пока они не набухли и не заболели. Когда он, наконец, щёлкнул застёжкой её лифчика и обхватил её обнажённые полушария ладонями, его большие пальцы скользнули по её твёрдым соскам, она подумала, что может лопнуть от удовольствия.

— Ты планировала соблазнить меня, cara mia (*дорогая моя, итал., прим. перев.)? Одна рука скользнула по её бедру к краю юбки, которая теперь была задрана до бедра. — Так вот почему ты надела юбку?

— Я пытаюсь соблазнить тебя с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Может быть, даже раньше. — Она прерывисто выдохнула, когда его палец медленно провёл по внутренней стороне её бедра. — Я надеялась, что ты поймёшь намёк до наступления зимы.

Он усмехнулся и провёл пальцем по краю её трусиков. Она хотела его таким с тех пор, как поняла, к чему может привести это желание, как близко оно может сблизить двух людей. У них была связь, которую она чувствовала в центре своей груди, но теперь она знала, что это может быть нечто большее.

— Кто-нибудь прикасался к тебе здесь? — Он провёл большим пальцем по её влажным трусикам, и она застонала.

— Нет. Я им не позволила. Я хранила себя для тебя.

Его глаза горели, золотые искорки искрились в их тёплой карамельной глубине.

— И никто не прикасался к тебе здесь? — Он отодвинул её трусики в сторону и провёл пальцем по её влажному входу. Она почувствовала его прикосновение, как глубокую пульсацию в паху, и её вульва набухла и стала горячей.

— Нет, — вздохнула она. — О, Рокко. Сделай это снова.

Как будто её слова разрушили его стены, он сдёрнул с неё трусики, сорвав их с её тела так яростно, что у неё перехватило дыхание. Так вот что скрывалось за спокойной, сдержанной внешностью. Страсть. Едва сдерживаемый. Свирепый и неприступный. Она сгорала от желания. Она хотела, чтобы он был обнажён. Раскован. Вышедший из-под контроля.

Дрожащими руками она расстегнула его джинсы и полезла в боксеры. Его член был жёстким и твёрдым, таким толстым, что она подумала, не причинит ли он ей боль. Раньше она касалась только двух других пенисов… нет… членов, членов… в своей жизни, и они были мальчиками, а не мужчинами, и её прикосновения заводили их, так что у неё не было много времени для игр.

Она не заметила пирсинг, пока не добралась до вершины. Её рука замерла, и она уставилась на серебряную штангу, блестевшую прямо под головкой.

— Для чего это?

Он обхватил её руку своей, заставляя сжимать крепче, пока капля жидкости не выступила бисером на гладкой округлой головке его члена.

— Для тебя.

— Меня? — Свободной рукой она слегка коснулась пирсинга. — Неужели все парни…? — Её щеки пылали. Она дурачилась, потому что не хотела, чтобы он думал, что она неопытна, но ничто не подготовило её к этому.

— Нет.

— Тебе было больно?

— Ужасно.