Рокоссовский. Клинок и жезл

Прибыла комиссия, специально созданная для проверки «изложенных фактов». Комиссию возглавил ни много ни мало сам Булганин — в то время первый (после Сталина) заместитель министра Вооружённых сил СССР, кандидат в члены Политбюро и член Оргбюро ЦК ВКП(б). И вот комиссия прибыла, высыпала из ЗИМов. Булганин взглянул на дачу, нахмурился. Взял Рокоссовского под руку, отвёл в сторонку: «Костя, что это за изба?» — «Моя дача, Николай Александрович», — ответил Рокоссовский. «Вот что… Давай построим тебе нормальный, каменный дом!» — «Да что вы, Николай Александрович! На мой век и этого хватит». Комиссия убыла. А вскоре правительство возместило Рокоссовскому все расходы по строительству дачи и таким образом подарило её маршалу в знак признательности за его военные заслуги. Не поскреби порог высокого кабинета жалоба недоброжелателя, не приехала бы к Рокоссовскому комиссия и не видать бы ему компенсационных денег…

На охоту ездил с друзьями. Охоту любил страстно. Для полного охотничьего счастья ему необходима была хорошая компания. Чаще всего выезжал в лес с фронтовым другом генералом Константином Фёдоровичем Телегиным. Телегин закончил войну в Берлине — член Военного совета 1-го Белорусского фронта. В 1947 году был арестован органами НКВД по «трофейному делу» и получил максимальный срок — 25 лет лагерей. Во время следствия подвергался пыткам и унижениям. Вышел из заключения в 1953 году. Полностью реабилитирован. Их многое сближало.

Поддерживал дружеские отношения с маршалом Коневым. Часто в гости приезжали друзья-фронтовики генералы Батов, Малинин, Орёл, маршал Казаков.

Дочь маршала Конева Наталия Ивановна Конева вспоминает, как однажды в день рождения её отца Рокоссовский преподнёс своему фронтовому товарищу необычный подарок. «Мы жили тогда в доме на улице Грановского. Раздался звонок. Открывается дверь, а на пороге высокая фигура Рокоссовского с высоченным саженцем в кадке. Он знал, что отец любил сирень. У него Победа ассоциировалась с цветущей сиренью, ароматом её. За окнами зима, мороз, снег искрится, а улыбающийся Рокоссовский вносит в прихожую куст живой цветущей белой сирени…» Этот куст белой сирени Конев весной высадил на даче в Архангельском. Рокоссовский не раз бывал там, чтобы навестить своего друга и посмотреть, как разрастается белая сирень.

В последние годы много работал за столом. Писал статьи для военных журналов. Охотно давал интервью по темам, которые волновали его самого. Наступило время, когда необходимо было устанавливать, а порой и восстанавливать правду минувших событий — историю только что отгремевшей войны. Многие генералы и маршалы выпускали мемуары, рассказывали о том, что пережили, чему были свидетелями и какую роль играли они сами в качестве действующих лиц тех или иных событий. Книги выпускал Воениздат, серия так и называлась — «Военные мемуары». Книги выходили красивые, в суперобложках. Перед основной публикацией, как правило, мемуары «обкатывались» в журналах. Но вначале их просматривал главный цензор — Главпур[145]. После его разрешения начинались публикации в периодике. Иногда публиковались главы, отрывки и избранные места, иногда целиком, с небольшими и несущественными сокращениями, как это принято в журналах. Мемуары читались с жадностью, особенно фронтовиками. Порой случались неувязки. Иногда кого-то из мемуаристов подводила память, иногда соблазн подретушировать свой портрет, подправить что-то задним числом. Возникала полемика.

В одном из номеров «Военно-исторического журнала» появились воспоминания Жукова, в которых он рассказывал о Курской битве. Рокоссовский внимательно прочитал их и обнаружил, что «со стороны коллеги-маршала допущены тенденциозность и неверное освещение событий». Сел за письмо. В письме на имя главного редактора журнала свидетельствовал: утверждение Жукова о том, что план оборонительной операции Центрального фронта в период Курской битвы разрабатывался начальником штаба фронта М. С. Малининым и им же был представлен в Генштаб, не совсем верно.

«Так же, как и на Воронежском фронте, план оборонительной операции разрабатывался командованием фронта с привлечением для этого всего коллектива руководящих работников управления и штаба и был представлен в Ставку военным советом фронта, — писал Рокоссовский. — К этому ещё добавлю, что для окончательной отработки упоминаемого плана обороны войск Центрального фронта я был вызван в Ставку и лично докладывал свои соображения Верховному главнокомандующему Сталину и после некоторых уточнений этот план был им утверждён.

…Обращаюсь к Вам по затронутому вопросу потому, что и ко мне обращаются товарищи — участники Курской битвы с вопросами: почему Г. К. Жуков в своих воспоминаниях искажает истину, приписывая себе то, чего не было? Кому-кому, а ему не следовало бы допускать этого!»

В этот период под общей редакцией Рокоссовского выходит несколько книг по истории Великой Отечественной войны.