Однако, обладая личной храбростью, герой наш бравадой не щеголял. Не любил, когда фронтовые генералы и старшие офицеры развлекались своего рода танцами со смертью, при этом подвергая опасности своих подчинённых. Шофёр Рокоссовского Сергей Иванович Мозжухин вспоминал: «В ноябре 1941 года мы вырвались на машине из горящего Клина, в который уже вошли фашистские танки. Всякое было. Я знал одно: что бы ни случилось, надо держать машину в исправности и любой ценой оберегать командарма. Сколько раз мы уходили от смерти! Ночевали в машине — он сзади, я — спереди».
Немцы продолжали нажимать. Рокоссовский на своём участке фронта продолжал маневрировать, с боем отходил, усеивая белые подмосковные поля трупами немецких солдат и горящими танками Гёпнера. Боевые порядки уплотнялись. Подходили резервы.
Немцы уже разглядывали Москву в бинокли. Подтягивали крупнокалиберную артиллерию.
Из книги «Солдатский долг»: «Ночью — было это в конце ноября — меня вызвал к ВЧ на моем КП в Крюково Верховный Главнокомандующий. Он спросил, известно ли мне, что в районе Красной Поляны появились части противника, и какие принимаются меры, чтобы их не допустить в этот пункт. Сталин особенно подчеркнул, что из Красной Поляны фашисты могут начать обстрел столицы крупнокалиберной артиллерией. Я доложил, что знаю о выдвижении передовых немецких частей севернее Красной Поляны и мы подтянули сюда силы с других участков. Верховный Главнокомандующий информировал меня, что Ставка распорядилась об усилении этого участка и войсками Московской зоны обороны.
Вскоре начальник штаба фронта В. Д. Соколовский сообщил о выделении из фронтового резерва танковой бригады, артполка и четырёх дивизионов «катюш» для подготовки нашего контрудара. К участию в нём мы привлекли из состава армии ещё два батальона пехоты с артиллерийским полком и два пушечных полка резерва Ставки. (Раньше эти силы намечалось перебросить под Солнечногорск.)
Сбор и организация войск для столь важного дела были возложены на генерала Казакова и полковника Орла. Они немедленно отправились в Чёрную Грязь, где находился вспомогательный пункт управления. Туда же вслед за ними выехал и я.
Затягивать организацию контрудара было нельзя. Всё делалось на ходу. Войска, прибывавшие форсированным маршем в район Чёрной Грязи, получали задачу и, не задерживаясь, занимали позиции.
С утра началось наступление. Наши части, поддержанные сильным артиллерийским огнём и мощными залпами «катюш», атаковали врага, не давая ему возможности закрепиться. Противник сопротивлялся ожесточённо, переходил в контратаки. С воздуха обрушивались удары его авиации. Однако к исходу дня немцы с их танками были выбиты из Красной Поляны и отброшены на 4–6 километров к северу. Совместно с частями 16-й армии в этом бою участвовали войска Московской зоны обороны.
Только успели мы разделаться с противником на этом участке, исключив возможность обстрела Москвы тяжёлой артиллерией, как осложнилась обстановка на солнечногорском направлении…»
Перед началом контрнаступления Ставка усилила армии и фронты. Кое-что перепало и 16-й армии: «…В нашу армию были переданы три стрелковые бригады. Фактически каждая представляла собой не больше чем усиленный стрелковый полк. Но это всё же подкрепляло армию, и мы были рады».
Рокоссовский бросил свои дивизии и бригады, артполки и дивизионы ракетных установок в контрнаступление почти без всякой паузы. Немцы продолжали атаковать, пытаясь хотя бы выиграть время и сохранить возможность «закрепиться и во что бы то ни стало удержаться на достигнутых рубежах вблизи Москвы».
К 8 декабря в результате трёхдневных непрерывных изнурительных боёв ударная группировка армии сломила сопротивление противника в районе Крюкова и начала продвижение на запад.
Маршал вспоминал: «В бою за Крюково наши части захватили около 60 танков, 120 автомобилей, много оружия, боеприпасов и другого военного имущества.
В селе Каменка враг бросил два 300-миллиметровых орудия, предназначавшихся для обстрела Москвы.
Перешли в наступление и главные силы армии на истринском направлении. Нанеся удары по фашистам, не успевшим ещё, к нашему счастью, организовать оборону, войска сломили упорное сопротивление врага и начали преследование. Глубокий снежный покров и сильные морозы затрудняли нам применение манёвра в сторону от дорог с целью отрезать пути отхода противнику. Так что немецким генералам, пожалуй, следует благодарить суровую зиму, которая способствовала их отходу от Москвы с меньшими потерями, а не ссылаться на то, что русская зима стала причиной их поражения.