Рокоссовский. Терновый венец славы

— Вы обязаны немедленно перестроить работу и заняться своими прямыми обязанностями. В противном случае будет страдать дело.

— Хорошо, я постараюсь, но вы переговорите по этому вопросу и с командующим.

К замечаниям Рокоссовского Ватутин отнесся очень серьезно.

— Сказывается то, что я продолжительное время работал в штабах, — смущенно признался он. — Вот и хочется ко всему приложить руку. Я это сейчас же поправлю.

В комнате командующего фронтом за чаем Рокоссовский, чтобы не обидеть Ватутина, сказал:

— В обстановке на фронте я ничего страшного не вижу. Дело вполне поправимо, но надо идти на риск и активно наступать.

— Если бы не близость украинской столицы, то я бы не переходил к обороне.

— Николай Федорович, дело вот в чем, — генерал армии повернулся к Ватутину. — Пользуясь пассивностью фронта, противник собрал крупную танковую группировку и стал наносить удары то в одном месте, то в другом. На мой взгляд, ошибка ваша в том, что вы, вместо того чтобы ответить сильным контрударом, продолжали обороняться.

— Да, тут я допустил явный промах. Не хотел рисковать, и напрасно.

— Если присмотреться, то тут нет никакого риска, — Рокоссовский махнул рукой с дымящейся папиросой. — У вас помимо отдельных танковых корпусов имеются две танковые армии, дышащие друг другу в затылок. Это же большая пробивная сила. А общевойсковые армии, а артиллерийские резервы? Да с таким количеством войск только и наступать, а не сидеть в обороне.

— На днях нанесу удар. Спасибо за совет.

Вечером Рокоссовский в присутствии Ватутина связался по ВЧ со Сталиным и доложил свои выводы об обстановке, о намеченных мерах, которые уже начали проводиться в жизнь. Он особенно акцентировал внимание на том, что Ватутин как командующий фронтом находится на своем месте и войсками руководит уверенно. Рокоссовский попросил разрешения у Сталина вернуться на Белорусский фронт.

Ватутина было трудно узнать: он подтянулся, шутил, улыбался, а на прощание Рокоссовскому сказал:

— Я много был наслышан о ваших человеческих качествах, а теперь убедился в этом и сам. Спасибо за помощь, за урок душевности, который вы мне преподнесли. Я никогда этого не забуду.

Это была их последняя встреча. В ближайшие недели войска Ватутина нанесли противнику ряд сокрушительных ударов, до основания расшатавших его оборону. Но 29 февраля 1944 года во время очередной поездки в войска генерал был тяжело ранен украинскими националистами — и 15 апреля его не стало.

Рокоссовский был потрясен этой утратой.

Глава двадцать первая

1

Светлым августовским утром 1943 года «кукурузник» приземлился на зеленый луг, который тянулся широкой полосой вдоль деревни Ловцевичи. Здесь, где-то в семидесяти километрах северо-восточнее Минска, располагался штаб партизанского отряда, куда был направлен прямо из Москвы Белозеров. С самого начала войны эта деревня входила в партизанский район, куда никогда не ступала нога фашистов. Хозяевами здесь были народные мстители — партизаны.

Вскоре его встретили трое молодых людей с автоматами на груди и повели в сторону деревни. Они с любопытством поглядывали на пришельца с Большой земли и, ведя разговор между собой на белорусском, застенчиво улыбались.

— Куда мы идем? — спросил Белозеров, расстегивая верхние пуговицы своего десантного полевого обмундирования.

— К командиру партизанского атрада, — ответил один из них. — Ужо близко.

Они прошли метров двести по сосновому лесу, который кончался небольшим выступом в форме клина, а затем по полевой дороге, среди ржаного поля, направились в деревню.

— Кто здесь сеял рожь? — спросил Белозеров, чтобы не молчать.

— Як хто? Мы сами, — ответил тот же партизан. — Нам тожа ести трэба. Бяз хлеба не праживешь.

Освещенная солнцем земля, словно покрытая нежным золотым покрывалом, уходила на восток, где виднелся зеленый холм, отсвечивавший памятниками и крестами.

Дом, в котором жил командир отряда, был окружен деревьями и вместе с другими постройками занимал довольно-таки приличное пространство. Резные ставни были покрашены в белый цвет и резко выделялись на фоне потемневших бревен. В саду стояла пятиметровая вышка.

В одной половине дома располагался штаб отряда, а другая его часть была отведена под жилье командиру.

Когда Белозеров вошел в дом, навстречу ему из-за стола вышел широкоплечий двухметрового роста здоровяк лет пятидесяти с крупным загорелым лицом. Глядя на его роскошные усы, казалось, что ему в каждую щеку воткнули по лезвию кинжала.

— Муц Павел Андреевич, — представился мужчина и пожал Белозерову руку так, что тот чуть не присел. — Командир здешнего партизанского отряда. — Он жестом пригласил его сесть, а сам, заложив руки за спину, ходил по комнате. — Мы очень рады вашему прибытию. Нам катастрофически не хватает квалифицированных кадров. Мне передали, что вы хорошо знакомы с подрывным делом.

— Да, почти месяц постигал эту науку.